Достижение Бергсона в том, что он с помощью здравого смысла нашел ограниченность научного метода, хотя все двадцатое столетие научный метод продолжал ограничивать здравый смысл.
для тех, кто забывает свое прошлое
жизнь проста, как бильярдный стол
где шары встречаются и соударяются
но в движении грубых тел толка нет
зная положения и скорости
каждый просчитает их судьбу
к лузе кто направится, кто к кому подкатится
и на ком кто сделает игру
результат не более причины
интеллект убеждает, что все позабыть
и разумно и легко
и не нужно будет выживать
лишь послушайся его
те, кто забывает свое прошлое
могут дважды в одну реку зайти
нет самокопания, значит нет страдания
и забытый не придет на ум мотив
у тех, кто забывает свое прошлое
не заметишь на лице морщин
и без этих паттернов все начинают заново
но результат не более причины.
Две философские концепции позволяют Бергсону продвинуться в обсуждении эволюции. Первая - это понятие "продленности" или накапливающегося времени, противопоставляемое математическому времени . В отличие от механических систем, поведение которых можно рассчитать, зная текущие скорости и положения, организованная материя так же, как человеческий разум и воля (в отличие от интеллекта, который по Бергсону механистичен), выживая, накапливает свой предыдущий опыт таким образом, что будущее зависит от любого момента прошлого. Это наблюдение позволяет Бергсону ввести идею первоначального эволюционного импульса, который сохраняется во всех видах и особях, участвующих в эволюционном процессе, но не всегда должен быть выражен явно в данной конкретном виде.
Второе важное наблюдение - неоднозначность понятия "причина". Один бильярдный шар, ударившийся о другой, является причиной движения последнего. Но спичка, брошенная в оружейный склад, является причиной взрыва совсем в другом смысле, как и пружина граммофона является причиной проигрываемой музыки, но совсем не не такой, как у бильярдных шаров. В результате Бергсон может сказать, что "одна вещь - признать, что внешние условия являются силами, с которыми эволюция должна считаться, другое - считать их прямым источником эволюции". Позиция Бергсона - не столько критика дарвинизма или какого-либо иного подхода к эволюции видов, сколько не "скованное научной точностью" и "не предполагающее практического применения" философское приближение к реальности, только односторонне освещенной научными теориями.
".. Жизнь.. с ее появления - это продолжение одного и того же импульса, разделенное на различные ветви эволюции... Эволюция на самом деле затрагивает миллионы индивидуальностей на ее расходящихся линиях, каждая из которых заканчивается разветвлением, из которого расходятся новые пути и так до бесконечности. Если наша гипотеза оправдана, если изначальные причины, работающие на различных расходящихся путях, имеют психологическую (не механистическую) природу, все они должны сохранять что-то общее, несмотря на различие эффектов ими производимых, как школьные приятели, давно не поддерживающие связи между собой, сохраняют общие юношеские воспоминания. Общие элементы будут так или иначе очевидны, возможно, как наличие идентичных органов у совершенно различных организмов...(Дарвинисты) попытаются дать механистическое объяснение (этому) с помощью адаптации к одинаковым условиям... что идентичные структуры сформировались на независимых эволюционных ветвях путем постепенного накопления изменений. Каким образом можно предположить, что случайные причины, происходящие в случайном порядке, могут повторно приводить к тому же самому результату, если эти причины бесконечно многочисленны, а эффект - бесконечно сложен?"
Бергсон сравнивает глаз позвоночных, в частности человека, и моллюска Пектена, и находит в их сложном строении много общего, что нельзя объяснить общими предками, ведь разделение явно произошло задолго до того, как у Пектена образовался такой сложный глаз. Дарвинисты здесь сталкиваются с проблемой необходимой коррелированности эволюционных изменений, каждое усовершенствование в строении глаза, взятое отдельно, полностью лишает его функциональности.
Размышляя о том, как сам факт восприятия света и возможности использования его для целей выживания мог привести к появлению сложно организованного глаза у животных, Бергсон приходит к выводу, что единственной возможностью будет признать за организованной материей "определенную уникальную способность, мистическую силу создавать сложные машины для использования простых воздействий, которым она подвергается".
Хорошо, но можно спросить, что же делает эту настолько важную стоящую за эволюцией силу такой мистической, почему научные теории до сих пор не обнаружили ее? Ответ Бергсона - интеллект. Если предельно упростить мысль Бергсона, интеллект, который ценится в ученом, на самом деле привык работать с простыми механическими системами и не способен видеть картину, разворачивающуюся в продленном времени. То же, что отличает мир от механических систем, отличает разум от интеллекта.
Любопытный вывод из этого для тех, кто увяз в колее однообразности: интеллект способен только переставлять уже известные понятия, и его время - математическое время, разбитое на бесконечное множество мгновений; концентрируясь на продленности времени, сосредотачивая весь свой опыт на границе будущего, человек способен вырваться из плена интеллекта и создать что-то новое в своей жизни.
