Теории морали в сериале Грань. Макси- и миниэгоизм. Примеры 0 - 2

Максиэгоизм и миниэгоизм. Определения и примеры.

Таким образом в нашей модельной теории:

(1) Максиэгоист рассматривает все возможные миры, соответствующие его чувственным ощущениям и памяти за исключением тех, которые он может проигнорировать. Для каждого поступка он рассматривает его исходы во всех таких возможных мирах и запоминает только наибольший индекс своего собственного счастья по всем мирам. Пусть он называется максииндекс поступка. Затем он выбирает тот поступок, который дает наибольший максииндекс.

(2) Миниэгоист рассматривает все возможные миры, соответствующщие его чувственным ощущениям и памяти за исключением тех, которые он может проигнорировать. Для каждого поступка он рассматривает его исходы во всех таких возможных мирах и запоминает только наименьший индекс своего собственного счастья по всем мирам. Пусть он называется миниииндекс поступка. Миниэгоист выбирает поступок, который дает наибольший минииндекс.

Эти определения мне не удалось привести к более или менее удобоваримому виду, но не беда. Дальнейшие примеры или, как их называют в этике, мысленные эксперименты призваны прояснить ситуацию.

Пример 0.

Существует простейший аналог миниэгоизма -- стратегия максимин, не учитывающая возможность игнорирования некоторых возможных миров, не исключенных знанием морального агента. Нашей первой задачей будет показать, что миниэгоиз гораздо лучше максимина. Как решающий довод против максимина его оппоненты приводят такой пример:

Петя может сидеть дома или пойти на концерт. Что выбрать?

Максиминист, руководствуясь лозунгом "Как бы чего не вышло!" должен выбрать сидение дома, потому что тогда в худшем случае ему станет скучно, но, если он пойдет на концерт, он рискует попасть в автомобильную катастрофу. Пете вроде бы ничего не остается, как запереться на долгие месяцы подобно Ховарду Хьюзу. Но мы уже встречались с подобным затруднением в примере с Виктором Ивановичем и тонущим мальчиком. Если бы Виктор Иванович был бы максиминистом, то он прошел бы мимо, опасаясь заразиться какой-либо болезнью от мальчика. Но Виктор Иванович-миниэгоист игнорирует возможность того, что мальчик болен инфекционным заболеванием, если не имеет достоверной информации, свидетельствующей о том, что с этой возможностью надо считаться. Отличие Пети-миниэгоиста от Пети-максиминиста в том, что максиминист должен проделать невыполнимую работу -- перебрать все возможные миры, хоть сколько-нибудь отличающиеся друг от друга, и посмотреть во всех них, к чему приведет его предполагаемый поступок. Миниэгоист не ставит перед собой такой невыполнимой задачи. Он перебирает только конечный набор возможных миров, совместимых с его знаниями о действительности и более или менее похожих на реальный мир. Если бы миниэгоист задался целью включить в этот набор все риски, то набор перестал бы быть конечным. Таким образом пока его внимание не привлечено к возможности аварии Петя-миниэгоист спокойно выбирает поход на концерт, если, конечно, его не отпугнет реальная возможность того, что концерт будет скучнее, чем телевизионная передача дома (Вот о чем действительно надо подумать!)

Надо, наверное, подчеркнуть, что проигнорировать какую-то возможность совсем не значит отрицать, что с определенной малой вероятностью она может произойти. Это значит просто не включать ее в список анализируемых возможностей, существенных для принятия морального решения. Оппоненты максимина путают процесс принятия решения и процесс строгого определения моральности поступка. Не надо быть миниэгоистом, чтобы на практике не обращать внимание на большую часть возможных миров, не исключенных знаниями морального агента, -- иначе принять решение в разумные сроки не удастся никому, и мозг человека зависнет, как компьютер. Возможно, это и произошло с Ховардом Хьюзом во время его известного добровольного заточения.

Таким образом, можно заключить, что:

максимин =миниэгоизм+паранойя.

(Аналогичные затруднения возникают в эпистемологии в известном парадоксе лотереи)

Пример 1.

Спасатель на пляже видит, что две лодки почти одновременно переворачиваются, и люди оказываются в воде. В одной из них было пять человек, в другой -- один. Спасти людей из обеих лодок невозможно -- они находятся на значительном расстоянии друг от друга. Кого спасать?

Этика добродетели -- ???, но, скорее всего, пять человек.

Категорический императив -- ??? скорее всего, пять.

Утилитарианизм -- спасать пять человек.

Максиэгоизм -- пять (больше возможное вознаграждение).

Миниэгоизм -- пять (учитывая, что родственники погибших могут сильно испортить индекс счастья).

Этот пример -- любимый пример утилитарианистов, потому что только их теория однозначно дает правильный интуитивно ответ -- пять. Но легко заметить, что сторонник Канта может сказать, что его теория тоже дает этот ответ. Ничто не мешает создать универсальный закон, требующий в подобных ситуациях спасать наибольшее число пострадавших. Макси- и миниэгоизм, по крайней мере, не выбиваются из коллектива и дают тот же результат.

Пример 2.

Хулиган идет по улице и видит другого мальчика, который садится на новенький велосипед. Можно ли отнять велосипед у другого мальчика?

Этика добродетели -- нельзя. Хулиганить недобродетельно.

Категорический императив -- нельзя.

Утилитарианизм -- ?? Радость хулигана может компенсировать горе другого мальчика. Но здесь снова возникает трудность с тем, какое распределение счастья считать правильным.

Максиэгоизм -- "отнимать, однозначно!!!"Если "пронесет", то просто будет велосипед.

Миниэгоизм -- нельзя. Вызовут в школу или другой мальчик позовет старшего брата -- нехорошо.

Максиэгоизм не подходит для решения бытовых этических вопросов. Он подталкивает морального агента на рискованные поступки.

Теории морали в сериале Грань. Теория морали специально для фантастики.

Теория морали для фантастики.

Что нам хотелось бы он нее?

1. Желательно, чтобы модельная теория выводилась напрямую из эгоизма, чтобы избавиться от проблемы Сиджвика.

2. Желательно, учитывать многообразие возможных последствий одного и того же поступка, но избежать процедуры усреднения.

3. Желательно, чтобы модель давала выводы, сходные с утилитарианизмом. Таким образом она была бы наиболее близка к морали в ее современном понимании. Например, должна объяснять почему спасение пяти людей лучше, чем спасение одного при прочих равных условиях.

4. Желательно обеспечить рациональность модельной теории, то есть поступки должны быть результатом принятия решения, основанного на знании, а не быть догматически продиктованы. То есть, нужна связь с эпистемологией.

5. Желательно, чтобы модель формулировалась таким образом, чтобы можно было учитывать интересы жителей параллельной вселенной.

6. Желательно объяснить явление культурного релятивизма, то есть различие моральных норм у разных народов мира и даже разных миров, раз уж идет речь о фантастике.

Пункты 2 и 5 приводят нас к выводу, что модельная теория должна быть сформулирована непосредственно в семантике возможных миров. Пункт 4 тогда приводит к уже успешно применявшемуся нами определению эпистемологического знания Дэвида Льюиса Как быть с пунктами 1 и 3? Нужно ли вводить в модельную теорию мистические элементы, как это предлагал делать Сиджвик? Можно попытаться обойтись без этого. Когда шла речь о том, что счастье не сохраняется в близких возможных мирах, уже вставал вопрос, какое вознаграждения получают люди, которые заслуживают счастья, но которым не повезло в реальном мире. Тогда говорилось о том, что они счастливы перенесенно, то есть кто-то из их двойников из близких возможных миров вполне счастлив. Понятно, что от перенесенного счастья человек не может получить такого же удовольствия, как от реального, но все же оно может служить определенным стимулом наподобие воздаяния праведникам в загробной жизни.

В пункте 2 предлагается учитывать различные варианты последствий поступков, но избежать усреднения. Это возможно сделать двумя способами. Один путь назовем путем максиэгоизма от эгоизма и максимализма.
Максиэгоист будет обращать внимание только на самые удачные возможные исходы того или иного поступка. Допустим, у него на выбор есть два моральных поступка, каждый из которых будет иметь по 2 возможных исхода, например:

Проступок А при исходе А1 дает максиэгоисту индекс счастья 50 и при менее удачном исходе А2 дает индекс счастья 10.

Поступок Б при более удачном исходе Б1 дает индекс счастья 40, а при менее благоприятном исходе.Б2 -- 20.

Тогда максиэгоист выберет поступок А, ориентируясь на то, что из всех исходов всех поступков именно А дает ему шанс получить наибольшее счастье.

Другой путь -- более осторожный путь миниэгоиста. Миниэгоист не заинтересован в "игре по-крупному". Он не ищет шансы для наибольшего счастья, он хочет избежать наихудшего исхода, то есть он не максимизирует удовольствие или счастье, а минимизирует свое страдание. Когда он рассматривает возможные последствия какого-либо поступка, он будет ориентироваться только на наихудшие исходы. Правильным для него будет тот поступок, который даст максимум среди наихудших исходов. В примере с поступками А и Б он будет рассуждать так: худший исход поступка А, а именно А2, дает 10, а худший исход поступка Б, Б2, дает 20, следовательно, я выбираю поступок Б как наиболее безопасный.

Надо заметить, что, если не учитывать возможность различных исходов одного и того же поступка, позиции максиэгоиста и миниэгоиста совпадают и становятся позицией просто эгоиста. Здесь можно сделать одно замечание, из которого будет видно, что мы хотим получить в результате. Когда Сиджвик не мог увязать утилитарианизм и эгоизм, решающим фактором было то, что, эгоист иногда выбирает значительную выгоду для себя, даже рискуя быть наказанным за антиобщественный поступок. Наш максиэгоист будет рисковать почти всегда, даже в тех случаях, когда просто эгоист воздержался бы. Зато миниэгоист -- суперосторожен и будет избегать поступать во вред обществу, только если не будет совершенно определенно знать, что останется безнаказанным. Можно надеяться, что миниэгоизм будет существенно ближе к утилитарианизму, чем просто эгоизм. Но мы еще не все сказали о мини- и максиэгоизме. Возможных миров настолько много, что никто не в состоянии учесть их все.  В примере с Виктором Ивановичем и мальчиком, тонущем в пруду, если бы Виктор Иванович был максиэгоистом. он выбрал бы вариант спасения ввиду того, что это может принести ему в определенных случаях существенное вознаграждение Если бы он был миниэгоистом, то, приниая во внимание риск для собственного здоровья, он мог предпочесть пройти мимо, но только в том случае.... если бы не смог проигноривать возможность того, что мальчик может заразить его. Это могло бы иметь место в том случае, если бы было известно об эпидемии некого заразного заболевания, которое подкашивает людей неожиданно, а не начинается постепенно. Таким образом, нельзя было бы исключить возможность того, что мальчик болен и, потеряв на мгновение сознание, упал в воду. Если бы никакой подобной информации не было бы, Виктор Иванович мог бы проигнорировать такую нелепую возможность и руководствоваться другими рассуждениями: Если я пройду мимо, факт моей черствости может стать известен, моя репутация пострадает. Пожалуй, стоит спасти беднягу! (Рассуждения благоразумного эгоиста у Канта)

Становится видно, что так же, как в эпистемологии, в морали невозможно обойтись без игнорирования совсем уже малоправдоподобных возможных миров. Иначе моральный агент будет полностью парализованный блуждать в их дебрях, а не выбирать оптимальные поступки. С решением подобной ситуацией мы уже сталкивались в определении знания Льюиса.

Теории морали в сериале Грань. Когда эгоизм и этика добродетели лучше, чем более совершенные теории морали?

Интересно, что мистическая тактика вознаграждения бескорыстных поступков, необходимость которой обнаружил Сиджвик, применяется в некоторых русских сказках. Назидательной цели сказок, воспитания доброты в детях, сложно добиться, если главный герой помогает другим из чувства долга или по договору. Например, Иван-царевич не говорит мужичку руки железны: "Дам тебе напиться, если потом будешь мне помогать", -- или: "Мой моральный долг не позволяет отказать тебе в просьбе". Иван-царевич помогает мужикчку бежать из тюрьмы из простосердечия и за это изгоняется из своего царства. Только в другом царстве, как бы в ином мире, его находит благодарность мужичка, который дает ему удивительную силу, с помощью которой царевич вызволяет Марфу-царевну из многочисленных неприятностей. Похожий сценарий появляется в сказке Морозко. Падчерица не жалуется на мороз в лесу из природной скромности, и награда ее находит как раз в том момент, когда она должна была бы уже окоченеть.

Подытоживая, можно сказать, что невозможность опровергнуть эгоизм без привлечения сверхъестественных сил приводит к тому, что современный утилитарианизм не может разобраться с вопросами справедливого разделения счастья в обществе. Каждый моральный поступок должен максимизировать всеобщее счастье -- это понятно. Но какой процент счастья должен кому достаться -- это предмет спора. Что еще более печально -- тень от этой нерешенной проблемы косвенно падает на современную демократию, которая сталкивается с тем же затруднением уже не на уровне моральной теории, а на уровне реальной политики. Радикальное решение -- способ вывести утлитарианизм из эгоизма -- до сих пор не найдено.

Другой тонкий момент, осознанный уже в двадцатом столетии, связан с неполнотой знания морального агента. Говоря языком, который мы уже использовали в философском анализе сериала Грань, это можно выразить следующим образом. Знания морального агента в момент принятия решения не выделяют строго один из возможных миров, а оставляют на выбор несколько вариантов, в каждом из которых один и тот же поступок будет иметь различные последствия. Пример: служащий Виктор Иванович проходит мимо пруда, в котором тонет мальчик. Мальчик не известен Виктору Ивановичу, но на улице стоит хорошая погода, и Виктор Иванович был когда-то мастером спорта по плаванью. Ему не представляет особого труда спасти мальчика и он прыгает в воду. Но оттого, что Виктор Иванович не знает мальчика возможны различные варианты последствий. Например, мальчик может оказаться сыном начальника Виктора Ивановича, тогда Виктор Иванович за свой хороший поступок получит так долго ожидаемое повышение. Но, с другой стороны, мальчик может быть просто мальчиком или даже мальчиком, больным каким-либо инфекционным заболеванием. Тогда Виктор Иванович рискует заболеть и возможно даже потерять работу. Современные утилитарианисты предлагают проводить усреднение по таким возможным последствиям морального поступка, но с какими весами брать варианты? Речь на самом деле идет о возможных мирах, а для усреднения по возможным мирам требуется знать количественное выражение похожести возможных миров друг на друга. Иначе это называется метрикой на пространстве возможных миров. Откуда ее взять? По крайней мере, философы, занимавшиеся возможными мирами, всегда избегали заходить так далеко. Сказать, что одни мир ближе к нашему, чем другой -- это еще можно понять. Но сказать насколько ближе количественно -- это уже слишком!

Таким образом, многообразие современных утилитарианских позиций делает затруднительным их использование для морального анализа сериала Грань. Тем более, что у нас появляется совсем необычный для традиционной этики вопрос: Надо ли учитывать счастье людей из параллельного мира Уолтернета в принципе максимального счастья для мира Уолтера? Два или более миров, населенных двойниками, ставят нелегкие задачи и перед утилитарианизмом, и перед категорическим императивом. В данном случае эгоизм и аристотелевская этика, при всех их недостатках, испытывают гораздо меньше трудностей. Именно ориентируясь на них, можно искать пути построения модельной теории морали, дающей возможность высказывать хоть какие-то моральные суждения о событиях и героях сериала Грань.

Теории морали в сериале Грань. Эгоизм, утилитарианизм и мистика.

Если Кант подчеркивал необходимость бескорыстной доброй воли и недопустимость отношения к другим людям как к средствам достижения своей цели, а Аристотель призывал придерживаться средней позиции между служением своим собственным и общественным интересам, то утилитарианисты выбрали совершенно другой и, даже можно сказать парадоксальный, путь к построению теории морали. Их отправной точкой можно считать эгоизм, то есть абсолютно корыстную позицию человека по отношению к обществу. Все, что нужно эгоисту -- это выбирать такие поступки, которые максимизируют его удовольствие (если он гедонист), или -- его счастье, или -- его достижения, или -- реализацию его желаний. Хотя эгоизм в чистом виде мало применим для более или менее разумной теории морали в сообществе людей в связи с неизбежным столкновением интересов, зато он не предъявляет излишних требований к разумности или совестливости морального агента (человека, совершающего моральны поступки). Любой может понять, что ему нужно, чтобы получить максимальное удовольствие. Другое дело, что для одного удовольствием будет вкусно поесть, для другого -- сходить на выставку или в театр, а для третьего-- заняться любимой работой. Для решения этого небольшого недоразумения Милль предложил градацию удовольствий. Милль считал, что человек, узнавший более возвышенные удовольствия уже не променяет их на даже превосходящие количественно приземленные удовольствия. Так что нет необходимости считать, что эгоист-гедонист обязательно с утра до вечера должен предаваться самым низкопробным увеселениям и становиться "самодовольной свиньей" по словам одного из критиков обсуждаемой теории морали. В принципе, от градации удовольствия уже довольно близко до концепции разумного эгоизма, известной в России по работам Чернышевского. Эта теория предполагает, что моральному агенту выгодно, чтобы окружающие его люди тоже были счастливы. Но она не решает окончательно конфликт между собственным и общественным, а только выражает желание того, чтобы мир был устроен так, чтобы этого конфликта не было, что наше время выглядит слегка наивно..

Чтобы использовать эгоизм в качестве общественной морали , его необходимо разбавить существенным количеством альтруизма, то есть заботы об удовольствиях, счастье или реализации желаний других людей. Нужно справедливо разделить ожидаемые блага, и, как всегда в таких случаях, на ум приходит простейших вариант -- равномерное разделение.. Принцип выбора поступков, максимизирующих совокупное счастье всех послужил отправной точкой для британских философов-утилитарианистов 18-го и 19-го веков: Уильяма Палея, Иеремии Бентама, Уильяма Годвина, уже упоминавшегося Джона Стюарта Милля и Генри Сиджвика. Их усилия были направлены на создание научной морали решений в противовес догматической морали строго следования долгу. Естественно, за почти два столетия их взгляды претерпевали значительные изменения и вступали в противоречие друг с другом. Приведем некоторые из положений, которые в разное время были высказаны британскими утилитарианистами:

1. Бог благожелателен и хочет, чтобы мы действовали таким образом, чтобы увеличивали всеобщее счастье. В значительной степени мир им уже устроен таким образом, что следование устоявшимся законам и разделению собственности как раз увеличивает всеобщее счастье. (Палей)

2. Cуществование благожелательного бога сомнительно как раз потому, что действующие правовая и социальные системы неэффективны.(Бентам, Годвин)

3. Скептицизм относительно существования бога может привести к упадку морали вообще и утилитарианизма в частности. (Сиджвик)

4. Люди могут сами решать, что для них будет наиболее полезно. Но иногда они могут не понимать, в чем заключается их настоящая выгода, например, предпочитать сиюминутные удовольствия более существенным благам в будущем. Тогда задача законодателя в том, чтобы скорректировать их действия (необходимость законодательного вмешательства в свободный рынок). (Бентам)

5. Элита применяет принцип наибольшего счастья и устанавливает моральные нормы и социальные институты, которым должны подчиняться все остальные, не вникая в тонкости утилитарианизма. (Сиджвик)

6. Права человека -- только полезная выдумка. Несмотря на отсутствие прав человека, утилитарианизм должен принимать во внимание тот факт, что без чувства безопасности человек не может быть действительно счастливым. Таким образом, обеспечение безопасности для ВСЕХ людей первостепенно для утилитарианизма. (Бентам)

7. Нормы морали, в том числе и права человека, существуют как исторически сложившаяся практика применения принципа максимального счастья. (Милль)

8. ПРИНЦИП СВОБОДЫ. Единственным обоснованием для применения силы по отношению к члену общества может быть предотвращение вреда другим членам общества. (Милль)

9. ПРИНЦИП АВТОНОМИИ. Жизнь, проживаемая по-своему, приносит больше удовлетворения, чем навязанная, пусть и счастливая. Также и высшие удовольствия приносят больше удовлетворения, чем низшие. (Милль)

10. Демократия полностью не защищает свободу человека (от тирании большинства), но предпочтительна другим системам правления. (Милль)

11. ПРИНЦИП СПРАВЕДЛИВОСТИ. При прочих равных моральные суждения не зависят от того, о ком идет речь. Если я решаю, что поступок правилен для меня, то он будет правильным для всех людей, подобных мне и оказавшихся в подобной ситуации. (Сиджвик)

12. ПРИНЦИП РАЗУМНОГО СЕБЯЛЮБИЯ. Меньшее количественно счастье сейчас хуже, чем большее количественно счастье в будущем. (Сиджвик)

13. ПРИНЦИП РАЗУМНОЙ БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТИ. Каждый человек обязан ценить счастье другого человека наравне со своим, если оно не меньше количественно или менее определенно достижимо. (Сиджвик)

Приведенный список отнюдь не претендует на полноту, но даже в таком виде способен показать тесную связь утилитарианизма с идеями современной демократии. Неудивительно поэтому, что утилитарианизм претендует на первенство среди современных этических теорий. Но это не значит, что в нем не осталось никаких проблем. Считается, что принцип разумной благожелательности слишком требователен, но если отказаться от него, то возникает огромное количество вопросов, касающихся распределения всеобщего счастья по конкретным индивидуумам. Морально ли, если большая часть счастья достанется одному человеку или узкой группе людей? Стоит ли в первую очередь максимизировать свое собственное счастье или лучше отдать предпочтение людям, обделенным судьбой? Эти и еще множество других вопросов до сих пор не нашли окончательных ответов, и поэтому современные сторонники утилитарианизма разделены на множество лагерей. Эгалитарианистам близки идеи социализма и равного разделения общественных благ, эгоисты настаивают на том, что "своя рубашка ближе к телу" и что в первую очередь надо заботиться об увеличении собственного счастья. Существуют те, кто считает, что в первую очередь надо учитывать интересы обездоленных до достижения ими какого-то минимального уровня благосостояния. Некоторые полагают, что каждый должен получать только то, что он заслуживает и т. д.

Такое "вавилонское столпотворение" мнений -- только отражение более серьеной проблемы, с которой столкнулся еще Сиджвик. Не существует рационального объяснения, почему утилитарианизм лучше, чем эгоизм. То есть, если миллионер хочет потратить миллион на еще один загородный дом, еще одну яхту или другую прихоть, то нет никакой возможности убедить его, что лучше направить эти деньги на благотворительность. Только, если бы мир был так устроен (как думал Чернышевский), что благо одного человека совпадало бы с благом всех людей, то это было бы возможно. Сиджвик видел для этого только одну реальную возможность -- веру во что-то, выходящее за рамки обыденной реальности. Например, бог мог наградить нравственных людей за их заботу о ближнем либо в этом, либо в ином мире. В таком случае уже не было бы конфликта утилитарианизма с эгоизмом, потому что утилитарианизм вытекал бы из эгоизма. Любой эгоист сообразил бы,. что надо быть и альтруистом, иначе можно упустить солидный куш. Все было бы хорошо, если бы уже Сиджвик не был свидетелем возрастающего религиозного скептицизма, что же говорить о двадцатом и двадцать первом столетиях! Но существование жизни после смерти, способное обеспечить награду праведникам, возможно не только в религии. Сиджвик искал выход в бурно развивающихся в 19-ом веке мистических течениях. Современная этика смотрит на эти попытки с улыбкой, но что она может предложить взамен?

Теории морали в сериале Грань. Категорический императив, "слеза невинного ребенка" и Жеглов.

Не удовлетворенный слабостями прикладной стороны этики добродетели и расплывчатостью доктрины среднего, Эммануил Кант вынужден был искать другие критерии моральности. Для этого он выдвинул концепцию универсальных законов морали, обязательных для всеобщего без исключения исполнения. Эта концепция получила название категорического императива. Моральным Кант предложил считать поступок, который по собственной доброй воле (моральному долгу, а не из корыстных побуждений) человек совершает в соответствии с этими универсальными законами. Теперь остается только ответить на то, откуда они берутся.

Кант жил в 18-ом веке и не мог не быть рационалистом, то есть верил вслед за Декартом в то, что мир в основном постижим с помощью размышлений. Соответственно, и универсальные законы морали должны иметь рациональное происхождение. Кант придумал логическую процедуру, с помощью которой каждое разумное существо более или менее точно может определить универсальные законы и то, насколько его поступок можно считать моральным. Поэтому теория морали Канта часто называется моральным конструктивизмом. В основном дело сводится к известному: "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой". Или, более правильно, -- не делать ничего, кроме того, чему хотел бы придать статус универсального закона. Один пример из Канта, который может понадобиться нам очень скоро: Может ли человек обещать то, что не намеревается выполнять? Например, студент Максим оказался в стесненной ситуации и просит у приятеля в долг, не зная, как он будет отдавать. Кант разбирает два умозаключения, которые приводят к одному и тому же выводу, что такое поведение морально недопустимо. Максим может поразмыслить и понять, что вред, нанесенный его репутации на всю оставшуюся жизнь, значительно превысит ту маленькую материальную пользу, которую он получит в результате своего нечестного поступка. Это -- размышления благоразумного эгоиста. Подчеркнем на будущее еще раз, что они дают тот же результат, как и правильное по Канту следующее рассуждение. Максим может спросить себя, захочет ли он, чтобы нарушение обещания стало универсальным законом, и понять, что ему тоже будут давать обещания, выполнение которых он будет ожидать.

Последний пример является частным случаем общих рассуждений, которые приводят Канта к выводу, что нельзя использовать людей для достижения собственных целей. Люди как разумные существа, способные постичь универсальные законы морали, -- сами по себе являются целями, а не средствами. Возвращаясь к Уолтеру, можно сказать, что с точки зрения категорического императива Канта его эксперименты над детьми аморальны. Благородство целей не может оправдать использование других разумных существ для их достижения. На этой позиции стоял и Достоевский, когда говорил, что "счастье всего мира не стоит слезы на щеке невинного ребенка". Более того, Достоевский понимал, что невинность ребенка в этом высказывании является излишним требованием, и счастье всего мира не стоит и слезы отвратительной старухи, не говоря уже о ее жизни. Скорее всего Уолтеру тоже не была полностью чужда эта точка зрения, потому что он, оправдывая то, что он сделал с невинными детьми ради спасения вселенной, тем не менее продолжает испытывать муки совести. Еще один поступок Уолтера, как раз напрямую касается противопоставления судьбы одного ребенка и судьбы всего человечества. То, что он предпринял попытку спасти сына Уолтернета, рискуя уничтожением двух вселенных, с определенной натяжкой можно считать моральным поступком по Канту, но аморальным с точки зрения утилитарианского принципа максимального счастья. В этом случае он тоже испытывает угрызения совести. Поэтому можно предположить, что вопрос, поставленный Достоевским, решается не так просто, если речь действительно идет о выборе "или ... или...".

Более приземленное, но тем не менее очень рельефное выражение мысли о необходимости следовать универсальным законам можно найти в :известном высказывании оперативника Жеглова: "Вор должен сидеть в тюрьме!" Имеется в виду, что, каким бы хорошим человеком ни был вор и какие бы благородные цели он ни преследовал, пусть даже речь идет о Робине Гуде, сам факт нарушения им законов ставит его вне кантианской морали.

Первоначально категорический императив критиковали за то, что он как будто бы совершенно не учитывает детей и животных, которые недостаточно разумны, чтобы понять универсальные законы, и, следовательно, не входят в число существ, которые должны быть целями, а не средствами для их достижения. То есть по оригинальной версии категорического императива варварские эксперименты с детьми до определенного возраста можно было бы считать вполне оправданными. Естественно, это не состыковывается с современной интуицией относительно морали, и последователи Канта внесли определенные изменения и пояснения и легко справились с этим недочетом в первоначальной теории.

Другая проблема, с которой сталкивается категорический императив, это его излишняя, как считают некоторые, рациональность. Не все в жизни и не всеми воспринимается с позиций разума. Хотя мы можем с помощью умозаключений придти к выводу, что Робин Гуд, Бонни и Клайд или Уолтер аморальны, но все равно продолжаем симпатизировать им.