суббота, 26 ноября 2011 г.

Эпистемология сериала Грань. Эпистемология эзотерического знания.



Интуиция, научное знание и ..?

Уолтер имеет дурную привычку экспериментировать с наркотическими веществами, когда он надеется найти подход к наиболее трудным научным проблемам. Нам известно, что по крайней мере в одном случае это принесло положительный результат. Именно таким образом он и Вильям Белл обнаружили параллельную вселенную. Первый вопрос, которым мы зададимся, легко решается с помощью полученного ранее определения знания. Знает ли Уолтер о существовании параллельной вселенной сразу после того, как он увидел ее в наркотическом трансе? Ответ -- не знает. Даже если Уолтер и его друг Белл увидели одни и те же картины еще неизвестного мира, они никак не смогут проигнорировать возможность того, что они видели один и тот же сон. Мы, зрители сериала, понимаем, что они видели параллельную вселенную. Но в одном из возможных миров, где этой параллельной вселенной не существует, а Уолтер и Белл просто галлюцинировали, их "знание" (вместе с комплексом чувственных ощущений) такое же, но не соответствует действительности. Этот возможный мир похож на реальный в том смысле, что обычно люди, когда употребляют подобные препараты галлюцинируют. а не видят то, что может представлять научный интерес. Также точно во сне почти всегда люди видят ничего не значащие сны, а не научные открытия. Менделеев, увидевший периодическую таблицу во сне, -- исключение, как обычно говорят, подтверждающее правило.
Не могут Уолтер и Белл и сослаться на правило доверия ощущениям, потому что как таковых ощущений они не испытывали. Когда мы "видим" ослепительный взрыв во сне или чувствуем прикосновение монстра, чувственными ощущениями это назвать невозможно. Если даже, как Бергсон полагал, органы чувств во сне работают, они совершенно точно не передают в мозг зрительный образ взрыва или ощущение прикосновения монстра.
Когда же Уолтер сконструировал "зеркало" для наблюдения происходящего в другом мире, и военные, спонсировавшие его с Беллом работу, могли воочию увидеть то, как над городом проплывают дирижабли, правило доверия чувственным ощущениям обретает полную силу. В этом случае, когда имеется прибор, показывающий всем желающим то, что Уолтеру и Беллу было доступно только в видениях, -- мы уже определенно можем говорить о знании. Действительно, трудно вообразить себе возможный мир, где все желающие могут ознакомиться с прибором, показывающим в реальном времени совершенно другую вселенную, но где эта вселенная не существует. Объяснение, что в том возможном мире телевидение и кино достигли таких высот, что фантастические фильмы показывают круглые сутки, оказывается неубедительным. С аппаратом Уолтера можно просто переехать на любое место планеты, и он будет показывать "фантастику", происходящую на этом месте. Никакое телевидение не способно на это. Единственный возможный мир. где знание о существовании другой вселенной провалилось бы, а именно, мир, где все смотрящие в аппарат, начинают синхронно галлюцинировать, исключается из рассмотрения правилом о доверии чувственным ощущениям.
Пока что мы разобрали две стадии исследования Уолтера: стадию интуиции или вещих видений и стадию знания, доказанного специальным аппаратом. Первая стадия, как мы выяснили, хотя и соответствует наивному определению знания как оправданной веры, не является знанием в эпистемологическом смысле. Вторая стадия дает определенное знание, подкрепленное наличием доказательств, способных убедить в этом знании и других людей. Такое знание можно назвать научным знанием. Но правомерно спросить, существует ли еще какие-либо точки на шкале от незнания к научному знанию. Другими словами, проходили ли исследования Уолтера еще другие стадии по пути от интуиции к научному знанию?



Научное знание и эзотерическое знание.


Прославленный ученый Никола, известный, кстати, как и Уолтер Бишоп в сериале, не в последнюю очередь своим эксцентричным поведением, мог знать то, что не знаем мы, те, кто пользуется его открытиями в повседневной жизни. Здесь не идет речь о том, что он знал больше. Я намерен доказать, что он, в отличии от нас, тех, кто в большей или меньшей степени знаком с его достижениями, --- мог знать источник своих научных идей, причем знать в эпистемологическом смысле. Он, по его же собственному свидетельству, получал чертежи своих будущих установок с помощью контакта с инопланетянами. Представим, что он был прав, то есть, в нашем реальном мире, Никола вступал в контакт в инопланетянами, которые подсказывали ему детали его будущих приборов. Таким образом, он верил в это оправданно. Но что можно сказать про другие возможные миры, где он был бы также уверен в контакте, так же конструировал замечательные приборы, также считал, что его открытия несут счастье человечеству? Если существует достаточно похожий возможный мир, который нельзя проигнорировать и где его вера не соответствовала бы фактам, то мы должны признать, что Никола не знал о существовании инопланетян в строгом эпистемологическом смысле. Попробуем построить такой возможный мир, где, например, Никола был склонен к внезапным приступам сна во время работы, и в это время ему мерещилось, что он вступал в контакт с инопланетянами. На самом же деле, он подсознательно обдумывал детали своих приборов, чертежи которых оказывались на бумаге как бы помимо его воли. Для меня, в отличии от Николы, этот мир похож на реальный, и его нельзя игнорировать. Но похож чем? Даже, если допустить, что я часто засыпаю и вижу инопланетян ( а это не так), то часто ли я обнаруживаю перед собой чертеж аппарата, который впоследствии прекрасно работает? Да, конечно, Менделеев увидел свою таблицу во сне, Бору представилось строение атома в видении наездников на арене цирка. Но они ничего не говорили об инопланетянах, и они отдавали себе отчет в том, что они спали. Приходится признать, что для меня наш воображаемый возможный мир кажется похожим на наш в основном тем, что в нем нет инопланетян, но мы договорились, что в нашем они как раз есть. То есть, Никола прав в том, что он знает о существовании инопланетян, а я не прав. Но проблема здесь кроется в том, что даже продемонстрировав работу своих приборов, Никола не может доказать мне, что инопланетяне существуют. Вот если бы он продемонстрировал мне и широкой общественности самих инопланетян!
Знание Николы о существовании инопланетян опирается на его чувственные ощущения, вызванные контактом с ними, подкреплены работой приборов, идею которых они ему подсказали. Более того, как мы договорились, инопланетяне действительно входили с ним в контакт. Но Никола не может доказать никому факт своего знания. Это уже не интуиция, но еще и не научное знание, одобренное научной общественностью. Назовем его эзотерическим знанием.
Другой пример -- работа Алхимика, который в результате поста, медитаций и многочисленных экспериментов получил философский камень и употребил его на изготовления золота из свинца. Алхимик вполне уверен, что до начала работы в его лаборатории вообще не было ни унции золота, а теперь перед ним -- слиток в добрые два фунта. Пришедший к Алхмику гость -- его старый друг еще с университета. Гость видит слиток и был бы рад поверить в чудо философского камня, но Алхимик не может дать точного рецепта, который гость мог бы повторить у себя в лаборатории. Алхимик, как и все алхимики, изъясняется туманно, упирая на то, что результат в большей степени объясняется его верным служением и постоянной молитвой, чем строгой рецептурой. Гость возвращается к себе в университет и после долгих раздумий приходит к выводу, что Алхимик, если не поддался искушению славы и не выдал купленный слиток золота за удачный результат своих экспериментов, то, по крайней мере, точно в результате переутомления потерял душевное здоровье .
Подобные сценарии встречались в истории алхимии. Вывод, который можно сделать, уже давно сделан. Алхимия не дает научного знания, потому что алхимия не строгая наука. Но разве алхимик не знал, что он доказал возможность получения философского камня? Знал, но его знание было не научным, а эзотерическим. Тем не менее, знание алхимика удовлетворяет строгому эпистемологическому определению знания.
Надо подчеркнуть, что мы не доказали, что эзотерическое знание действительно существует. Для этого нужно было бы доказать, что Алхимик действительно получил золото или что Никола действительно вступал в контакт с инопланетянами. Но это, как мы убедились, невозможно. Показано только то, что такое знание не вступает в противоречие со строгим определением знания. Если же действительно эзотерическое знание существует, то сумма знаний на нашей планете значительно превосходит совокупное научное знание. Знание оказывается разбросанным по отдельным исследователям или группам, но они не в состоянии доказать факт своего знания и поделиться им с широкой общественностью. Более того, вместе со знанием тогда расширяется и мир, окружающий нас.
Тот факт, что кроме незнания и интуиции, которая тоже не является знанием, и научным знанием, существует еще промежуточный этап, указывает на то, что требования, предъявляемые к научному знанию несколько завышены. Они стороже и требуют большего, чем трубует строгое определение знания . Это большее -- доказательства, убеждающие научную общественности, доказательства предметные и осязаемые, доказательства, которые можно "пощупать". Добывание этих доказательств, как мы дальше увидим, делает процесс получения научного знания инвазивным по отношению к реальности и подчас, как в сериале Грань, небезопасным.

пятница, 18 ноября 2011 г.

Эпистемология сериала Грань. Определение знания с помощью возможных миров.











Гений или шут


злобный монстр или чудак
пьет клубничный шейк
все что он ни скажет
вызывает смех
злобный монстр или чудак
изучает труп и
у него в руке лакрица
а в другой рут бир
пусть хоть монстр но без него
ни как не обойтись
в мире технологий
он знает все пути
злобный монстр или чудак
он поправит все
что он
натворил, ведь он же гений. ну в конце концов!

он сам не знает кто он такой
гений шут или герой
он почти все забыл
все что осталось у него
так это только его сын

злобный монстр или чудак
должен жить с виной
но то, что он сделал
сделал бы любой
злобный монстр или чудак
он столкнул миры
чтобы выиграть себе сына
у слепой судьбы


Уолтер Бишоп -- гений со спорными моральными принципами. Его случайные свойства делают его или монстром Уолтернетом, злобным, но поразительно одаренным ученым и тем более опасным, или милым, слегка не в себе ученым-чудаком, сомнительное прошлое которого воспринимается как серия анекдотов и добавляет его образу только еще большее очарование. Существенно же Уолтер очень умный, он знает много, а, что не знает, может исследовать и узнать. Но что такое знание, и когда можно сказать, что человек что-то знает? В философии этими вопросами занимается эпистемология, наука о познании.
На первый взгляд может показаться, что знать что-либо -- это просто верить в то, что является правдой. Действительно, сейчас, когда я пишу эти строки, 1:57 минут времени, и я знаю это, потому что посмотрел на настенные часы, и они как раз показывают это время. Но возможно, что часы остановились, и сейчас уже гораздо позднее. В таком случае я могу воспользоваться тем же наивным определением и сказать, что я не знаю, что сейчас 1:57, потому что я верю в это, но это не соответствует реальности. Пока я не сталкиваюсь с серьезными проблемами, но философы, занимающиеся эпистемологией, -- довольно большие придиры. Они могут мне сказать, что возможна ситуация, опровергающая мое наивное определение знания. Что, если часы остановились ровно двенадцать часов назад, а я просто случайно посмотрел на них в то самое время, когда они показывали его правильно? Можно ли сказать, что я действительно знаю время? Условия определения соблюдены: я верю в то, что сейчас 1:57, и, действительно, это так, но, остановись часы позже или раньше, то я бы ошибался. Такое "знание" не назовешь настоящим знанием, которое можно использовать хотя бы для того, чтобы вовремя выйти из дома и успеть на деловую встречу. Случайно мне повезло, но в других обстоятельствах это могло бы привести к неприятностям. То есть, нам необходимо изменить определение, чтобы убрать возможность такого случайного знания. Более того, -- скажет эпистемолог, -- как можно быть уверенным в правильности определения времени по одному взгляду на настенные часы, если нельзя исключить возможность того, что они уже остановились некоторое время назад? На что можно возразить, что, если прислушаться, можно услышать тиканье часов. Значит, они идут и не останавливались. Но бывают ситуации, -- возразит эпистемолог, -- когда механические часы останавливаются, а потом опять начинают идти, как ни в чем не бывало. Я склонен считать это предположение уже слишком маловероятным, но полностью исключить его невозможно. Такова сила эпистемологии, когда она подвергает сомнению то или иное знание. Если придерживаться такого скептического взгляда, как это, например, делал известный философ Юм, то выясняется, что человек не способен знать практически ничего. Он только может быть уверен в тех ощущениях, которые в данный момент испытывает, ему может быть холодно или тепло, может быть, он видит какую-то цветовую картину, как ему кажется, на экране компьютера, ощущает подушками пальцев вроде бы кнопки клавиатуры,. -- но он не может быть уверен, что он сидит за компьютером.
Есть даже возможность того, что я вообще не смотрел на настенные часы, а галлюцинирую или блуждаю в виртуальной реальности, а на самом деле я нахожусь на отдаленной планете, где время измеряется совсем не в часах и минутах. Или в версии 17-го века, принадлежащей Рене Декарту, могущественный демон может внушать мне то, что очень далеко от реальности. В таком случае вопрос о точности знания времени становится вообще смехотворным. И эти возможности нельзя полностью отмести, хотя они и кажутся совсем малоправдоподобными. Но все же люди склонны считать, что они знают не так уж мало. Я знаю, что у моего соседа есть собака. Я знаю ее породу -- ирландский терьер. Я знаю, что сегодня идет дождь. Я знаю, что сейчас я печатаю на компьютере. Каким же образом определить знание, чтобы учесть то, что подсказывает нам здравый смысл?
Решение, предложенное Дэвидом Льюисом, заключается в том, чтобы считать, что я знаю, что сейчас 1:57 в том случае, если,
во-первых,, во всех более или менее разумных возможных мирах, где точно такой же я вижу, что на часах 1:57, слышу тиканье часов (те есть, чувственные ощущения и память точно такие же, как в реальности), было действительно 1:57, и,
во-вторых, можно было каким-либо образом выделить эти более или менее разумные миры.
Первое требование дает возможность разобраться с примером, когда я случайно посмотрел на остановившиеся часы в то самое время, когда они (два раза в сутки) показывали его правильно. Действительно, есть возможные миры, мало отличимые от реального, где я посмотрел на часы в 1:56, 1:58 или 1:59, и где остановившиеся в 1:57 часы показывают время неправильно. Следовательно такое случайное знание по определению Льюиса уже знанием не называется. Это как раз то, чего мы и добивались. Первая часть усовершенствованного определения позволяет избавиться от случаев, которые по наивному определению ошибочно считались случаями знания. Вторая часть пытается оградить те случаи, которые действительно разумно считать случаями знания, от нападок скептиков, подвергающих сомнению любое знание вообще. В число более или менее разумных возможных миров, где определяется время по настенным часам, я, например, не склонен включать те, где часы останавливались, а потом снова пошли, а тем более, -- мир, где я в отдаленной галактике плаваю в баке с раствором наподобие того, который стоит в лаборатории Уолтрера, и подключен к системе виртуальной реальности, которая заставляет меня думать, что я нахожусь на Земле и смотрю на настенные часы.
Теория Льюиса не была бы теорией, если бы оставляла на усмотрение каждого человека, какие из возможных миров он может проигнорировать, когда речь идет о его знании. Тогда тот, кто меньше всего понимает, знал бы больше всех других. Например, тот, кто проигнорировал бы возможность того, что часы могли остановиться, по определению "знал" бы время, а тот, кто учел бы эту возможность, не "знал" бы время. Тот, кто не понимал бы, что существует возможность очень сильного и никогда не случавшегося наводнения на Ниле, "знал" бы, что плотина абсолютно безопасна, а тот, кто в результате многолетних исследований учел бы опасность такого экстремального варианта не "знал" бы. Для устранения этого недостатка Льюис предложил систему правил, определяющих в каких возможных мирах человек должен убедиться в правоте своего знания, чтобы действительно знать, а какие можно исключить из числа более или менее разумных миров.
Естественно, хотелось бы всегда игнорировать возможность того, что я нахожусь в виртуальной реальности или что меня дурачит могущественный демон. Для этого служит правило, что я могу доверять своим ощущениям. Если я вижу часы, слышу их тиканье, то мне надо убедиться в своей правоте только в тех мирах, где действительно часы висят на стене. Из тех миров, которые нельзя проигнорировать, наиболее важными являются реальный мир и миры на него похожие. Правильность того, что я знаю в реальном мире, обеспечивает выполнение нашего первоначального наивного определения знания как веры в то, что является правдой. Включение похожих миров ограждает знание от случаев случайного совпадения того, во что я верю, с истиной. Существуют и другие правила, но для того, что мы собираемся делать, они нам не понадобятся. А мы собираемся определить, что же в действительности знает Уолтер, и как это связано с причинными связями межу двумя параллельными вселенными Грани. Для этого нам потребуется понять, чем отличаются интуиция, эзотерическое знание и научное знание.


вторник, 8 ноября 2011 г.

Философия сериала Грань (Fringe). Парадокс Питера 3.


Неизвестный друг


может покривлю душой если скажу
что нашла проводника  
в том, кто лучше чем другие
мог понять меня всегда

был ли он со мной незримо
или был игрой ума
только знаком в лабиринте    
где я не могла пройти сама

не могу сказать, что он был мне
путеводною звездой
он, рожденный под другими
по ночам
мне мерцавшими тогда

он совсем не поцелуем
смог прервать мой страшный сон
не слезой, с щеки упавшей
а тем,
как спокойно  рассуждал


когда была одна без проводника
он был в моих мыслях
когда в лабиринт преград
увлекла игра
он навстречу вышел
он для меня тогда неизвестный друг
в путь домой зовущий
прервал долгий страшный сон рассуждая вслух
Голосом беззвучным


Теорема Наблюдателя и парадокс Питера.

Можно доказать, что в сериале Грань для предотвращения конца света требуется, чтобы Наблюдатель случайно отвлек внимание Уолтернета в ключевой момент его попыток найти формулу лекарства для Питера.. Эта теорема, которую назовем теоремой Наблюдателя, использует не сослагательное следование >, а логическое следование или импликацию:

(6) Если неЕ, то неВ.

Доказательство для тех, кому интересно:

По модус толленс из   (4) и того, что неЕ,следует:
не(неА и D).
 Тогда либо не(неА), либо неD (Если не выполняется "и то и другое истинно", то что-то из них ложно. Все просто, но это правило тоже имеет название -- закон Де Моргана).
не(неА) -- то же, что просто А (это правило в  логике называется двойным отрицанием), но мы знаем из (5), что это не так.
Тогда неD.
По модус толленс из неD  и (3):
неВ.
Доказательство началось с того, что нам известно неЕ. В результате мы получили неВ, значит (на самом деле, тоже по правилу, называемому условным доказательством, но понятно и так):
Если неЕ, то неВ.


Что же  можно узнать из теоремы Наблюдателя нового? А вот что: без его вмешательства судьба вселенных Грани не определена..  Наблюдатель не принадлежит никакому из параллельных миров, не подчиняется законам времени. Он путешествует во времени, появляется там и тогда, где и когда ему требуется. Но он  не бог и может ошибаться. И, как у людей, в его ошибках может быть больше пользы, чем ему кажется. Наблюдатель Сентябрь признается своим собратьям в том, что случайно отвлек Уолтернета в решающий момент получения формулы лекарства для Питера. Потом он исправляет ошибку тем, что спасает перешедших портал и утонувших в озере Уолтера и Питера. Но уже позже он предупреждает подразделение Грань о том, что нахождение Питера в мире Уолтернета угрожает глобальной катастрофой. Таким образом, он в конце концов признается, что его "ошибка" оказалась полезной. Питер не должен быть выжить в мире Уолтернта, несмотря на то, что это казалось Наблюдателю вполне возможным, потому что это означало бы неизбежную гибель для обеих вселенных по (4) и (5).
В данном случае можно говорить о фатализме. Фатализмом философы древности называли необходимость того или иного события в будущем, когда ничто не может помешать этому. Греческому философу IV века до н. э. Диодору Крону принадлежит так называемый Мастер Аргумент в защиту фатализма. Когда отчаянный романтический герой пренебрегает опасностью для жизни на том основании, что ему уже суждено судьбой погибнуть в другом будущем бою, его называют фаталистом. Он доверяет свою жизнь Судьбе.
Сверхспособности Наблюдателя делают его незаменимым орудием Судьбы. Если Судьбе угодно спасти обитателей миров сериала, кто лучше Наблюдателя может исправить положение? Судьба проводит свою волю по отношению к Питеру через Наблюдателя, понимает ли последний это или нет. Но в таком случае Питер оказывается оказывается избранником судьбы. Его жизнь не подчиняется законам случайности, как жизни обычных людей. Он отсутствует в мире Уолтернета существенно, потому что при любых обстоятельствах Судьба найдет, как это сделать. Но, с другой стороны, он существует в ближайшем мире Уолтера, а по определению существенных свойств они выполняются во всех близких мирах. Этот парадокс, назовем его парадоксом Питера, приводит к его исчезновению в конце третьего сезона.