четверг, 29 декабря 2011 г.

Путешествия в А- и Б-времени. ч.1


Путешествия в А- и Б-времени.

Свойства А- и Б-теорий проявляются особенно рельефно, когда речь заходит о путешествиях во времени. Путешествие в Б-времени скорее всего вообще невозможно. Слишком большая строгость теории приводит к возникновению огромного числа парадоксов. Фантастика почерпнула множество сюжетов из запутанных ситуаций, возникающих в том случае, если путешественник во времени вознамерится изменить свою судьбу. Что будет, если вернуться в тридцатые годы двадцатого столетия и убить Гитлера? А если кто-то, живущий после вас, вернется и предотвратит ваше убийство Гитлера? Что будет, если внук (не дай бог) вернется во времена молодости своего дедушки и убьет его? Как он тогда появился на свет? Что, если вернуться назад и рассказать себе же самому выигрышные номера лотереи, когда станешь богатым -- вдруг превратишься в богача или по возвращении из прошлого? Что, если показать музыкантам прошлого мелодии современности, как изменится музыка? Последние парадоксы, как и множество других, использовались в легендарном фильме "Назад в будущее".
Что только ни придумывали фантасты, чтобы обойти трудности путешествий в Б-времени. Иногда они запрещали путешественнику какими-то неясными законами физики прикасаться или находиться на близком расстоянии рядом с самим собой. Традиционным выходом из положения было сделать так, чтобы мир изменялся только после возвращения, и никто, кроме главного героя (ну, может быть, и его девушки), не помнили того, каким был мир до изменений, внесенных героем в прошлом. Более изощренным вариантом было создавать препятствия на пути у героя, когда тот собирался сделать что-либо, приводящее к парадоксу, как если бы сама природа не позволяла человеку такое издевательство над собой. Кстати, такой же точки зрения придерживается Дэвид Льюис, когда защищает возможность путешествий во времени.
Но помимо фантастических есть еще и научные проблемы, связанные с путешествиями в Б-времени. Физиков заботит то, что если открыть портал, то через него можно пройти один раз в прошлое, но можно пройти, вернуться в настоящее и опять -- в прошлое. Если в качестве портала физик рассматривает "червоточину" в пространстве-времени, то речь идет о том, что путешественник может гулять по этой червоточине туда и сюда сколько ему заблагорассудится, а только потом вынырнуть либо с этой, либо с той стороны. Но для всех остальных не будет совершенно никакой разницы, что он делал в червоточине. На такую маленькую неувязку фантаст даже не обратил бы внимания, но для физика это означает, что нет однозначного решения физической задачи. Так или иначе, если говорить о Наблюдателях из Грани, которые способны не только появляться в разное время, но и в разных параллельных вселенных, -- путешествия в Б-времени, скорее всего, нам не подходят.

Другое дело -- перемещение в А-времени, которое может, как мы сейчас увидим, иметь гораздо более сложную топологию, чем линейное время или временная ось Ньютона. В 60-ые годы двадцатого столетия появилась так называемая темпоральная логика или логика времен (как времена глаголов), как ее называл основоположник Артур Приор. Как и положено А-теории, эта логика имеет дело с настоящим, прошлым и будущим, только они получают математическое выражение в виде операторов. Если какое-то высказывание X выполняется в настоящем, то, как мы делали раньше, это записывается просто:

X.

Если же высказывание выполняется в какой-то момент прошлого или будущего, то это соответственно записывается:

Px и Fx.

Используя операторы P и F, можно еще определить два других: G, означающий "всегда будет истинным" и H -- "всегда было истинным". Но, собственно говоря, детали временной логики нам не очень и нужны, если, конечно, мы не собираемся заниматься теорий вычислений, где она последнее время с успехом применяется. Важно обратить внимание на то, что в отличие от логики на основе Б-теории, где говорится об истинности высказывания в момент времени t, во временной логике нигде не подразумевается какая-то определенная структура времени. Вводя новые аксиомы или исключая их, временная логика может описывать то временную ось, то временную петлю, то дискретное время, а то и гораздо более сложные структуры.
В частности, в рамках временной логики оказалось возможным говорить о ветвящемся времени. Приор и другие философы исследовали его математически строго, хотя оно было известно и другим А-теоретикам ранее. Как ни странно, а, может быть, и закономерно, одним из первых ветвящееся время описал Борхес в рассказе "Сад расходящихся тропинок". Этот рассказ, в котором появляется множество возможных вариантов будущего и настоящего, очень высоко оценивается современными временными логиками. Впрочем, другие его произведения тоже зачастую опережали научную мысль. Такова сила дарования этого всесторонне образованного писателя!
Ветвящееся время так до сих и не получило одобрения современной физики. И мы знаем теперь почему: физические основы, заложенные Ньютоном неотделимы от Б-теоретических позиций. Тем не менее, само понятие уже прочно вошло в культуру и, конечно, заняло свое место в научной фантастике. Из самой временной логики не ясно, каким именно образом ветвится время. Там показывается только, что подобные структуры возможны. Точнее: если естественно предположить,, что для двух несовпадающих моментов времени А и В в прошлом один из них дожен соответствовать более раннему моменту развития мира, а другой -- более позднему, то для двух моментов будущего C и D это не обязательно.


Рисунок 1.

Что касается природы самого момента ветвления, то здесь возможны различные варианты. Например, можно считать, что ветвление образуется каждый раз, когда человек принимает решение. Гуляя, можно свернуть направо или налево, можно продать акции или не продавать. Можно прыгнуть за утопающим в воду, а можно не прыгать. Каждое такое решение создает точку ветвления, из которой выходит две или больше ветви. Каждый человек, способный принимать решения, создает огромное количество точек ветвления даже за один день. Такая картина соответствует концепции открытого будущего, которое часто противопоставляют Б-временному детерминизму. Надо отметить также, что ветвь, соответствующая нереализованному выбору, очень напоминает возможный мир. Многие философы, например Хинтикка, да и сам Приор, видели в темпоральной логике возможность построить семантику модальной логики подобно тому, как философ Диодор Крон выводил необходимость и возможность из временных операторов. Хинтикка в шестидесятых годах даже призывал срочно создать основанную на ветвящемся времени физику, описывающую также и возможные миры. Но эта программа так и не была полностью реализована даже в рамках философии, не говоря уже о физике.
Другая возможность имеет дело с ветвящимся временем независимо от выбора или свободы воли. Этот вариант больше напоминает объективно существующее Б-время, но с топологией, значительно сложнее ньютоновской оси времени. Изучением такого Б-ветвящегося времени занимается современная физика. 

воскресенье, 25 декабря 2011 г.

Путешествия во времени в сериале Грань. Эзотерическое знание и теории времени.


А и Б



А и Б сидели на трубе
А и Б наблюдали сказочный восход
Б сказал: для чего восход в наш век наук
А сказал: без него все только пустой звук

Б сказал: посмотрим!
А сказал ну ладно!
и взлетел с трубы и тотчас в небесах исчез

Б один остался на трубе
Б сказал: что мне А мечтатель и поэт
Б сказал: никого умнее на трубе
Но он вдруг понял, что он что-то пропустил

так он и не вспомнил
времена глаголов
и не мог, что было, есть
и будет, отличить

Так Б сидел на трубе
дни и года и столетия прошли
он был всегда
он смог бы все
но он не знал, где начать





Эзотерическое знание и теории времени.



Два подхода к природе времени имеют непосредственное отношение к отмеченному нами ранее различию научного и эзотерического знаний. Прежде всего, легко понять, что этого можно было ожидать. Б-время объективно существует независимо от человека. Так же и научное знание доступно всем, а значит существует объективно, как бы вне своих носителей. Если бы даже все носители определенной научной теории исчезли с лица земли в результате какого-либо катаклизма, по оставшимся книгам новому поколению людей скорее всего удалось бы ее восстановить. В свою очередь, так же как эзотерическое знание существует только для своего носителя или носителей, так и А-время существенно зависит от того, кем определяется СЕЙЧАС. Например, для динозавров прошлая пятница никак не могла бы стать СЕЙЧАС, потому что они уже вымерли задолго до этого.
Неудивительно поэтому, что Б-теория времени несовместима с некоторыми случаями эзотерического знания. Например, в нашем примере с Алхимиком возможность того, что его знание не передалось его университетскому другу, была связана с теми чувственными ощущениями, которые алхимик твердо помнил, но не мог доказать своему другу. Если бы алхимик знал заранее, что его эксперимент по получению философского камня окончится в этот раз удачно, может быть, ему пришло бы на ум задокументировать свои приготовления. Может быть, он получил бы справки о том, что он в этот день был трезв и находился в здравом рассудке. Может быть, также он пригласил бы свидетелей, чтобы они могли наблюдать за чистотой эксперимента. Но в том-то и дело, что алхимик проводил подобные опыты безуспешно уже в течении десятилетий и, если бы он занимался формальностями каждый раз, то его и так непростая задача осложнилась бы многократно.
Б-теоретик, однако, не верит в то, что момент может быть упущен, ведь все произошедшее в прошлом должно оставаться на оси времени, в том числе и чувственные ощущения.. Его позицию можно выразить приблизительно так: если результат был действительно получен, значит можно докопаться до доказательств, если же доказательства не доступны, результат не мог быть получен. Хотя в подобных случаях Б-теоретик оказывается противником эзотерического знания, это не всегда верно. Возьмем человека, который обладает тем, что Бергсон назвал бы пограничным восприятием, например, способностью видеть ауру людей и предметов. Поскольку ситуация с фотографиями ауры до сих пор остается спорной с точки зрения науки, можно считать, что этот человек обладает эзотерическим знанием, -- другие люди не могут видеть то, что он видит ни собственными глазами, ни с помощью приборов. Такое эзотерическое знание не связано с тем или иным взглядом на природу времени. Возможно, здесь надо задействовать различие в подходах к пространству. По мысли Бергсона научное знание формирует пространство. Но пространство науки так же отличается от более сложной концепции взаимного расположения вещей Аристотеля, как временная ось -- от времени Аристотеля. Каждый факт пограничного восприятия, то есть восприятия, невозможного с точки зрения науки, указывает на искусственность научного пространства, будь то в версии Ньютона или в более современных вариантах.

четверг, 22 декабря 2011 г.

Путешествия во времени в сериале Грань. А- и В-теории времени.


А- и Б-теории времени.

Если естественные науки после диспута Лейбница и Кларка как-то сами собой приняли ньютоновские взгляды на время, то в философии сохранились обе позиции. Новые названия им дал в начале двадцатого века философ из Кембриджа Джон МакТаггарт.
Б-временем МакТаггарт назвал уже знакомое нам ньютоновское время, не зависящее от предметов и людей. Этот подход рассматривает время как вечно существующий предмет -- временную ось, состоящую из моментов времени: такое-то число, столько-то часов и столько-то минут. Преимущества Б-теории выявляются, когда необходимо знать время не с точки зрения человека, а, так сказать, объективно, например, в науке. Переменная времени t, которая появляется в бесчисленном количестве физических формул, -- это как раз такое время.
Но в этой Б-теории становится сложно понять, чем же время все-таки отличается от пространства. Действительно, как объяснить то, что прошлое фиксировано, а будущее дает нам возможность выбора, когда все события настоящего и будущего размещены на оси времени, как график функции в системе координат? Пусть это и видно только богу, а не нам, но все, что произошло и произойдет уже зафиксировано. В этом смысле говорят, что Б-время детерминистично.
Но, мало этого, тут возникают существенные затруднения в описании изменений. Когда кто-то говорит: "Ну наконец я доделал эту неприятную работу!" -- с точки зрения Б-теории сложно понять, о чем идет речь. Чему так радоваться? Ведь эта работа и должна была выполняться с такого-то числа по такое-то. МакТаггарт сравнивал временную ось с Гринвичским меридианом, который в одной своей части проходит через Великобританию, а в другой -- нет. Отличие? Конечно. Но где здесь изменение? Подобные примеры, как замечал Бергсон, ставят под сомнение вообще возможность иллюстрировать время пространственными картинками не только временной оси, но и более сложными разветвленными, о которых мы поговорим чуть позже. Теория относительности, которая вообще перемешала пространство и время в единое простанство-время, хотя и упрочила позиции Б-теории, но и еще больше обострила ее недостатки.
В А-теории, как МакТаггард назвал подход, следующий логике употребления времен глаголов, ситуация прямо противоположная. Центральное место в А-теории занимает настоящий момент времени с точки зрения говорящего. В этом СЕЙЧАС мы живем, в нем принимаем решения относительно будущего, в нем извлекаем уроки из прошлого, в нем общаемся и делаем суждения. Одновременно с нами в этом СЕЙЧАС помещается вся вселенная. Но СЕЙЧАС постепенно сдвигается (если на время забыть о путешествиях во времени), время проходит, и то, что было туманным будущим становится уже прошлым. Проблема с А-временем заключается в том, что не существует ни одного явления, про которое можно было бы сказать, что оно определенно отностится к прошлому, или будущему, или к настоящему. Взятие Бастилии или даже строительство пирамиды Хеопса вроде бы относятся к прошлому, но во времена динозавров эти события были в далеком будущем.
Зато у А-теории есть неоспоримые преимущества. Она идеально подходит для описания изменений, автоматически учитывает направленность времени и не обязательно строго детерминистична. Все эти качества А-теория унаследовала из разговорного языка. Достаточно вспомнить: "что было, то прошло", "время не вернешь", "лучше поздно, чем никогда", "после драки кулаками не машут", "до поры, до времени" и завоевавшее прочную популярность в недавней истории "было ваше, стало наше". Может быть для сравнения А- и Б-времени лучше всего воспользоваться такой аналогией. Если уподобить жизнь человека зданию, то с точки зрения Б-теории это будет законченное строение, на первых этажах которого мы находим человека в младенчестве, на средних -- в зрелости, и на самых высоких -- в старости. Для А-теоретика это здание будет недостроенным, и на верхнем строящемся этаже мы будем видеть человека-строителя, созидающего свою оставшуюся жизнь.

Идеалисту МагТаггарту удалось искусно сыграть на достоинствах и недостатках двух подходов к природе времени, таким образом, чтобы доказать парадоксальное утверждение о том, что время вообще не существует. Достаточно было только обратить внимание на слабости В-теории. Тогда без А-теории никак не обойтись, а она оказывается внутренне противоречивой в том смысле, что одно и то же явление относится и к прошлому, и к будущему, и в какой-то момент -- к настоящему. Это понятно. Языковые структуры, из которых и происходит А-теория, не могут тягаться с математическими в плане строгости и непротиворечивости. Рассуждения МакТаггарта за сто лет не могли не подвергнуться многочисленным критическим нападкам особенно со стороны тех философов, которые не разделяли его идеалистической позиции. Но сами А- и Б-теории не претерпели значительных изменений и, следовательно, до сих пор сохраняют как свои достоинства, так и недостатки.

суббота, 17 декабря 2011 г.

Путешествия во времени в сериале Грань. "Почему бог не сотворил мир раньше?" и возможные миры


"Почему бог не сотворил мир раньше?" и возможные миры.

На фотоснимках, взятых из газет разной давности, герои сериала Грань видят одного и того же человека в костюме, наблюдающего за происходящими катастрофами, из-за которых в первую очередь и были сделаны фотографии. Что самое странное, тот же человек, совершенно не постаревший, уже в наше время в сериале интересуется судьбой Уолтера и Питера. Мы, зрители, знакомые с фантастикой, уже конечно знаем, что этот человек путешествует во времени, но Оливия проявляет свойственную ее профессии осторожность в суждениях. Мы хотим крикнуть ей: Ну как ты не понимаешь, это же так очевидно! Но очевидно ли? Действительно ли этот человек, Наблюдатель, и его соплеменники, кем бы они ни были, путешествуют во времени? Может быть существует другое объяснение? И что такое время вообще, что в нем можно путешествовать?
Начнем с последнего вопроса. Как же, возразит кто-то. Разве мы не знаем, что такое время?! Это после Ньютона и Эйнштейна?! Действительно, современная физика не имеет особых проблем с определением времени или объединенных в одно целое пространства-времени. Упрощая, можно сказать, что для физики пространство-время -- это поле, на котором, как на шахматном, разыгрывается вечная партия взаимодействий частиц и полей или, в более крупных масштабах, -- звезд, черных дыр, квазаров и галактик. Но, если убрать с шахматной доски фигуры, доска останется лежать на столе. И даже после окончания партии шахматные часы продолжают идти. Современная физика уверяет нас, что этими же свойствами обладают пространство и время, но философия еще не вполне уверена в этом. Означает ли это, что философия отстает от жизни? В какой-то мере, да. Философия более консервативная наука, чем естественные. Она работает с логикой, заложенной в языке, на котором мы общаемся, с нашим здравым смыслом, который мало изменился за тысячелетия существования человечества, а не только с наисовременнейшими экспериментами и теориями. Поэтому то, что было сказано философами в древней Греции или в средневековой Европе, или даже в доколумбовой Америке до сих пор актуально, как если бы это было сказано нашим современником.
Аристотель и Платон -- до сих пор авторитеты в философии, а не объекты исторических исследований. А они думали, что пространство не похоже на шахматную доску, а время -- на шахматные часы. Они считали пространство и время свойствами, а не предметами. Свойства присущи предметам, и свойство конкретного предмета исчезает, как только исчезает предмет. Если пространство -- свойство предметов быть расположенными так или иначе друг относительно друга, то без предметов нет и пространства. Эта идея, довольно невинная с первого взгляда, принципиально отличается от того, как рассматривает пространство физика. Отклоняясь от темы, можно заметить только, что элементы древнегреческого определения пространства появляются в общей теории относительности. Хотя там все еще существует "пустое" пространство без предметов, но массивные тела уже способны в некоторой степени формировать пространство, в котором они находятся.
Время, которое нас интересует в первую очередь, определяется Аристотелем как численное выражение движения предметов. Аристотель считает, что количество оборотов стрелок часов или земли вокруг своей оси, или планет в солнечной системе вокруг солнца, или количество просыпавшихся песчинок в песочных часах, или количество осцилляций кристалла кварца, -- как раз и есть время. Если все движение в нашей вселенной остановится, то и время остановится. Если потом вдруг движение опять возобновится, то мы даже не заметим, что на какой-то "момент" движение останавливалось, потому что вместе со всем остальным остановились и мы сами, и наши мысли, и стрелки всех часов: механических, кварцевых, электронных, эталонных, песочных и солнечных. Но, слава богу, подобное нам не грозит, потому что Аристотель считал, что движение, как и время, вечно.
"Архаические" взгляды философов древности и современные взгляды на время и пространство схлестнулись в ожесточенном диспуте между Лейбницем, представлявшим позицию Аристотеля, и Самуэлем Кларком, представлявшим позицию своего учителя Ньютона. Помимо прочего этот спор интересен как пример корректного научного диспута, который, хотя и проходил довольно ожесточенно, так и не перешел на личности. Может быть, причину этого можно искать в том, что диспут проходил заочно в виде обмена корреспонденцией. Относительно исхода спора можно сказать, что победили сторонники более прогрессивной точки зрения, то есть Кларк и Ньютон. С современной точки зрения Лейбниц явно отставал от них в вопросах, касающихся физической картины мира, но он смог поставить ряд философских вопросов, на которые его оппоненты не смогли достойно ответить. Относительно понятия времени, ключевым стал вопрос: Почему бог не сотворил мир раньше?
Действительно,если придерживаться логики Ньютона, что время существует, существовало и всегда будет существовать независимо от предметов и их движения, то момент появления мира представляется как некая произвольная точка на оси времени. В начале 18-го века, когда состоялся спор, видимо под влиянием рационализма Декарта мало кто сомневался в том, что все, что происходит в мире происходит по определенной причине. Тем более это относилось к тому, что касалось деятельности бога. Лейбниц называл это убеждение принципом достаточной причины. Тогда должна была бы быть достаточная причина, почему момент сотворения мира соответствует именно этой точке на оси времени Ньютона, а не какой-либо еще, например, более ранней. Единственным решением, которое не вполне устраивало Ньютона и Кларка с религиозной точки зрения, было признать, что вселенная существовала всегда, то есть момент сотворения мира был бесконечно давно.
Сам Лейбниц довольно легко справлялся с поставленным вопросом. С его точки зрения время начиналось как раз в момент, когда появились предметы. На его оси времени момент творения был всегда на точке ноль. Единственная трудность была в том, чтобы увязать такой подход с аргументами Аристотеля, касающихся вечности движения и времени (Аристотель не был христианином и не должен был верить в сотворение мира). Если Аристотель говорит, что настоящий момент времени нельзя себе представить без момента до и момента после, то Лейбниц соглашается, но с оговоркой. Представить. рассуждает Лейбниц, совсем не значит, что эти моменты обязательно должны существовать. Допустим, мы представим себе момент времени до сотворения нашего реального мира. Пусть существует и возможный мир, который бог сотворил все-таки раньше, чем наш. Но тогда, делает Лейбниц вывод, этот возможный мир не будет ничем отличаться от реального, то есть по принципу тождественности неразличимого будет им же. Вуаля!
Именно Лейбницу принадлежит приоритет в вопросе о возможных мирах. Помимо этой проблемы он применял их для того, чтобы при решении парадокса о существовании зла в мире доказать, что наш мир самый лучший, какой только мог быть создан богом, Мы уже упоминали эту проблему, которой задавались и Лейбниц, и Юм, и множество других философов в тех культурах, где признавалось существование всемогущего бога.
Аргумент Лейбница действительно "припер его оппонентов к стенке". Они не могли ответить на него так, чтобы не потревожить религиозные чувства общественности, . Но, похоже, у них был выход из положения, надо было только лучше ознакомиться со взглядами противной стороны. Решением для них могли стать те же самые возможные миры. Они могли сказать, что бог создавал и другие возможные миры в более ранние, да и поздние, моменты относительно момента создания нашей вселенной. Сейчас сложно сказать, насколько это решение соответствовало бы религиозному сознанию той эпохи. Это решение еще понадобится нам, когда мы будем строить модель путешествий во времени Наблюдателей.




четверг, 15 декабря 2011 г.

Эпистемология сериала Грань. Трансмиссивность знаний и толерантность.













Обращение индейцев к богу Хуракану




Как не услыхать
жалобы земли
в каждом ее вздохе
солнце и луна
звери и леса
слышат, как она рыдает 


одноногий бог, хоть ты нам объясни
как могли забыть о матери сыны

если бы плодов
мать нам не давала
от бури и дождя
в лесу не защищала
то все равно должны
ее боготворить
за то, что мы живем
и слышать ее стон

как ни был бы силен
могучий бог пришельцев
как бы его гнев ни был бы ужасен
спасла бы сына мать
когда бы он ее услышать смог



Трансмиссивность знаний и толерантность.

Существование эзотерического знания вступает в противоречие с представлением о том, что любое знание можно передать от одного человека к другому. Это можно понять. Возможность такой передачи знаний обеспечивает правомерность занявшего к двадцатому веку главенствующие позиции научного метода. Например, в эпистемологии современного финского философа Яако Хинтикки трансмиссивность (передаваемость) знаний доказывается как теорема. Если Петр знает совершенно точно, что Александр знает, что верно высказывание Р, то по этой теореме сам Петр тоже знает, что верно высказывание Р. Если высказывание Р -- это новое открытие, которое совершил Александр, то, изучив все доводы Александра и ознакомившись с предоставленными доказательствами, Петр убеждается в том, что Александр действительно знает то, о чем говорит, и в тот же самый момент знание Александра становится его знанием.
Когда Эйнштейн придумал специальную теорию относительности, большинство ученых отнеслись к ней скептически. Ему понадобились годы публичных и частных дискуссий для того, чтобы убедить научную общественность в том, что он прав. Казалось бы все укладывается в теорию трансмиссивности знаний, но оставались ученые, такие как Резерфорд, которые несомненно могли понять доводы Эйнштейна, но так никогда и не приняли его теорию. Таким образом полное утверждение специальной теории относительности зависело не только от ее трансмиссивности, но также и от постепенного вымирания ее противников. Этот пример ничего не доказывает, но призван навести нас на мысль о возможных случаях непередаваемости знаний.
Определение Льюиса, которым мы пользовались в своих рассуждениях о знаниях Уолтера, оставляет лазейку для нарушения закона трансмиссивности знаний. Вернемся к примеру с алхимиком. Алхимик знает, что он нашел философский камень, потому что в реальном мире и во всех возможных мирах, похожих на реальный, где он обладает той же памятью и испытывает те же чувственные ощущения как в реальном, он действительно нашел философский камень. Но большинство возможных миров, в которых он испытывает те же ощущения, может быть проигнорировано алхимиком как совсем малоправдоподобные. Но для его университетского друга миры, которые можно проигноривовать могут быть другими. Например, рассмотрим мир, где алхимик заснул на мгновение, и где ему приснилось, что он проводил эксперименты, а сам в сомнабулическом сне из дальнего ящика стола достал припасенный слиток золота. Этот мир мог бы опровергнуть знание алхмимка о возможности получении философского камня. Но если алхимик перед началом эксперимента рылся во всех ящиках в поисках дополнительных средств на реагенты, но никакого золота не обнаружил, то он может доверять своим чувственным ощущениям и игнорировать этот возможный мир. Университетский друг алхмимка, в свою очередь, не может игнорировать такую возможность. Пусь этот друг, как и алхмик, верит в то, что получение философского камня возможно, но никакие доводы алхимика не смогут убедить друга. Тот всегда будет рассматривать знание алхимика как случайное или интуитивное.

Убежденность в трансмиссивности знаний, подкрепленная успехами науки и распространением мировых религий, подспудно вошла в общественное сознание как непререкаемая истина. Но так же, как приверженность научному методу Уолтера в сериале Грань, она не является безобидным отстраненным философским убеждением. Если говорить о терпимости или толерантности, то в качестве основной причины, мешающей сосуществованию культур и взглядов надо в первую очередь назвать наивную убежденность в трансмиссивности знаний. От нее уже недалеко до призыва "занять позицию по тому или иному вопросу" или до еще более сильного: "Кто не с нами, тот против нас!"
Можно себе представить наивную веру испанских конкистадоров в то, что каждый коренной житель Америки должен "занять позицию по вопросу веры". А когда после долгих убеждений миссионера, индеец продолжал сомневаться, какую наивную ярость и какую неподдельную убежденность в "отсталости дикарей" это должно было вызывать! Неудивительно, что процесс убеждения зачастую принимал форму уничтожения тех, кто отказывался убеждаться.
Перефразируя слова, сказанные по поводу веры выдающимся мыслителем 16-го века Мишелем де Монтенем:
"Кто-то заставляет мир знать то, что знает он сам. Другие, которых большинство, заставляют себя забыть то, что они знают и поверить вместо этого в то, что знают первые".

понедельник, 5 декабря 2011 г.

Эпистемология сериала Грань. Опасность научного знания.






Алхимик



за годом год
принося на алтарь
он трудам
посвящал
свою жизнь

не от любви
он воспылал
он искал
и в конце он постиг

горн
не от мехов
силу такую берет
страсть только одна
сплавит и ртуть и свинец
чтобы создать волшебство

он захотел
только знать: почему
что вверху то же что
и внизу?
и он постиг
но никому
он не смог свою мысль
объяснить

мудрость одну
он искал и нашел
герметично ее сохранив
все, кем он был
он обменял
на нее и остался без сил





Опасность научного знания.

Дэвид Льюис считал, что причинные связи между возможными мирами приводят к неразрешимому парадоксу. Логика его рассуждений такова. Если событие X в мире 1 служит причиной события Y в мире 2, то это значит, что, если бы событие X не случилось в мире 1, то событие Y не случилось бы в мире 2. Это сослагательное высказывание, но в каком же мире искать критерии его правильности? В мире, близком к миру 1 или близком к миру 2?
В соответствии с этой аргументацией такие явления, как перенос автомобилей, а тем более небоскребов, между возможными мирами, чем с успехом занимались Уолтер и Белл, приводит к парадоксам. Довольно легко увидеть, что к тем же последствиям приводит любое научное знание о возможном мире. Доказать существование параллельной вселенной невозможно без демонстрации причинной связи между мирами. Действительно, если какое-то явление способно убедить научную общественность, то оно совершенно определенно должно иметь причину вне нашего мира. Мало того, должно быть показано, что эта причина как раз и находится в параллельной вселенной, Поскольку, как раз в силу его доказательности, у нас не возникает сомнений в его правомерности, то из научного знания о существовании возможного мира следует наличие причинных связей между тем миром и нашим. Тогда опять вступает в силу аргумент Льюиса.
Можно было бы предположить, что таким же образом невозможны интуиция и эзотерическое знание о другой вселенной, являющейся возможным миром для нашего. Но это было бы ошибкой. Интуиция вообще не обременена необходимостью добывания доказательств, а эзотерическое знание предполагает невозможность получения достоверного доказательства своей правомочности. Если не подразумевается существование конкретного явления, доказывающего правоту знания, то нет причинной связи между мирами, и аргумент Льюиса не работает. Первый пример, который мы разберем, будет связан с интуицией и ее возможными применениями в науке и технике. Допустим, инженер Анатолий работает над увеличением мощности автомобильного двигателя. Как-то он увидел во сне, что он оказался в совершенно другой вселенной, где ученые уже нашли решение проблемы, над которой он работает. Он применил решение, увиденное во сне, и добился положительного результата. Тот мир, который он увидел во сне, пусть он будет миром 2, уже сам по себе является вполне правомерным возможным миром и, может быть, даже близким к нашему. Законно ли здесь говорить о причинных связях между возможными мирами по схеме: изобретение появилось в мире 2, у Анатолия появилась интуиция касательно изобретения, изобретение появилось в мире 1? Допустим, что эта цепочка -- цепочка причинных связей. Тогда если бы инженеры мира 2 не сделали бы изобретение, то у Анатолия не появилась бы интуиция, и он не сделал бы изобретение в мире 1. По модус толленс из первой части условного предложения получается, что, из того, что у Анатолия появилась интуиция, логически следует то, что изобретение появилось в мире 2. Это попросту неверно. Как мы уже выяснили ранее, интуиция не подчиняется строгому определению знания и не требует истинности в возможных мирах, следовательно, не может налагать никаких ограничений на то, что происходит или не происходит в мирах, отличных от реального. Значит, вся цепочка доводов распадается, и единственным объяснением этому может служить то, что она не описывает причинную связь. Попутно надо заметить, что разрешение интуиции о возможных мирах соответствует здравому смыслу. Если бы такая интуиция была бы невозможна, то мы не имели бы никаких точек опоры в вопросах истинности сослагательных высказываний, но в действительности мы во многих случаях довольно неплохо ориентируемся в том, что произошло бы, если бы...
Второй пример ставит более трудный вопрос о том, подразумевает ли эзотерическое знание причинные связи. Представим себе некого мага или Наблюдателя, подобного наблюдателям из Грани, способного проникать в параллельные вселенные, но не способного "проносить" никакие предметы между мирами. Мы подразумеваем, что его способность вполне реальна, хотя она и кажется нам сказочной. Но что же делать, ведь мы рассуждаем об эзотерическом знании! В какой-то момент этот маг появляется в фирме, занимающейся двигателями автомашин, неся в руках прибор, идею которого он украл из мира 2. Инженеры фирмы проверяют прибор и обнаруживают, что он прекрасно работает и повышает мощность двигателя на 200 процентов. Через полгода происходит переворот в автоиндустрии мира 1. Возможная причинная цепочка в этом случае такова: если бы в мире 2 не изобрели прибор, о нем не узнал бы маг, тогда он не украл бы идею, и мир 1 не получил бы новую технологию. Здесь, в отличие от случая с интуицией, первая часть аргумента не может быть подвергнута критике. Из того, что маг, находясь в мире 2, узнал о приборе, действительно логически следует, что он был изобретен в мире 2.
Но можно обратить внимание на то, что нет никаких оснований утверждать, что, если бы маг не украл идею изобретения в мире 2, то не произошел бы переворот в технологии мира 1. Во-первых, подобные перевороты случаются не так уж редко и никогда не связываются с действиями магов или Наблюдателей. Во- вторых, ничье строгое знание обстоятельств дела не требует этого. Никому в мире 1, кто не способен путешествовать между мирами, как он сам, маг не сможет передать свое знание того, как он изобрел прибор. Скорее всего люди будут думать, что либо он сам разработал изобретение или своровал его у безответных гениев здесь в нашем мире. Что касается самого мага, то в силу того, что по определению мы не можем говорить о знании вне того реального мира, где оно приобретено, его знание разделено на две части. Как обитатель мира 2 он знает, что позаимствовал идею у инженеров этого мира. Как обитатель мира 1 он знает, что внедрил новую технологию. Но, находясь в мире 1, он по определению не знает, что внедренная идея была позаимствована из мира 2.
В итоге мы приходим к выводу, что только научное знание приводит к парадоксу. В этом смысле можно интерпретировать следующий удивительный факт, с которым мы уже сталкивались, когда рассуждали о том, мог ли Уолтер не начать вторжение в мир Уолтернета. Мы выяснили, что близость двух миров дает парадоксальный результат. Сослагательное "Если бы Уолтер не начал вторжение..." заставляет нас искать критерии истинности последующего условного предложения как раз в мире Уолтернета. Тогда истинным становится высказывание:"Если бы Уолтер не начал вторжение в параллельную вселенную, то его начал бы его двойник из той вселенной ". Уолтер и Уолтернет просто меняются местами. Таким образом, можно сказать, что независимо от воли Уолтера взаимопроникновение миров неотвратимо, а следовательно, неотвратим и возникающий парадокс, связанный с перестройкой двух вселенных и угрожающий их полным уничтожением.
Кого или что винить в этом? Уолтер виноват только не существенно. Его двойник Уолтернет вполне обоснованно считает, что их мир стал жертвой неспровоцированной агрессии. Но если явление не зависит от намерений Уолтера, то надо искать другого виноватого.
Не следует ли обвинить сам принцип научного знания? В своем стремлении добыть доказательства любой ценой, научное знание может, действительно, становиться очень агрессивным по отношению к окружающему миру и даже, как это произошло в сериале, к другим мирам. Общая для Уолтера и Уолтернета приверженность к научной объективности, приводит к тому, что при соответствующем развитии науки и таланте (существенном свойстве) исследователя любая интуиция в конце концов приводит к материальным последствиям. Здесь уместно привести один пример из современной физики, хотя и не имеющий отношения к возможным мирам, показывающий агрессивность научного метода. В ускорителях элементарных частиц сталкивают, как легко догадаться, элементарные частицы: электроны, нейтроны, протоны и другие. Но существуют ускорители, в которых можно сталкивать целые ядра атомов. Согласно одной гипотезе при столкновении ядер тяжелых элементов при достижении определенной скорости вся наша вселенная может перейти из одного метастабильного состояния в другое. Иными словами, последует взрыв, который со скоростью света распространится на всю вселенную, уничтожая звезды, планеты и их обитателей. Если какой-то очень настойчивый исследователь захочет проверить эту гипотезу, то он имеет возможность вызвать глобальный катаклизм, превосходящий все, что можно только себе представить. Иного способа подтвердить эту гипотезу не существует. Но даже в случае "успешного " результата эксперимента его автор не сможет насладиться своим научным успехом. потому что будет моментально уничтожен взрывом. Стремление собрать доказательства агрессивно воздействует на объект исследования, который оказывается целой вселенной. Отказ от дальнейших исследований был бы наиболее разумным поведением, но это значило бы предать идеал научного постижения мира.
Интересно, что в "темные" средние века механика, прародительница всей современной науки, совсем не рассматривалась как вершина человеческих знаний. Она занимала скромное место рядом с цирковыми фокусами и низшей практической магией, не обладавшей настоящим знанием. В средние века "настоящим знанием" называли эзотерическое знание. Это объясняет неясный и запутанный стиль алхимических, схоластических и магических трактатов. Мудрецы той эпохи совсем не собирались делиться своим знание с читателями. Они только констатировали, что такое знание возможно, расставляя в тексте сеть намеков, которые по их мнению могли указать их последователям правильное направление поисков.