Если Кант
подчеркивал необходимость бескорыстной
доброй воли и недопустимость отношения
к другим людям как к средствам достижения
своей цели, а Аристотель призывал
придерживаться средней позиции между
служением своим собственным и общественным
интересам, то утилитарианисты
выбрали совершенно другой и, даже можно
сказать парадоксальный, путь к построению
теории морали. Их отправной точкой можно
считать эгоизм, то есть абсолютно
корыстную позицию человека по отношению
к обществу. Все, что нужно эгоисту -- это
выбирать такие поступки, которые
максимизируют его удовольствие (если
он гедонист), или -- его
счастье, или -- его достижения, или --
реализацию его желаний. Хотя эгоизм в
чистом виде мало применим для более или
менее разумной теории морали в
сообществе людей в связи с неизбежным
столкновением интересов, зато он не
предъявляет излишних требований к
разумности или совестливости морального
агента (человека, совершающего моральны
поступки). Любой может понять, что ему
нужно, чтобы получить максимальное
удовольствие. Другое дело, что для одного
удовольствием будет вкусно поесть, для
другого -- сходить на выставку или в
театр, а для третьего-- заняться любимой
работой. Для решения этого небольшого
недоразумения Милль предложил градацию
удовольствий. Милль считал, что человек,
узнавший более возвышенные удовольствия
уже не променяет их на даже превосходящие
количественно приземленные удовольствия.
Так что нет необходимости считать, что
эгоист-гедонист обязательно с утра до
вечера должен предаваться самым
низкопробным увеселениям и становиться
"самодовольной свиньей" по
словам одного из критиков обсуждаемой
теории морали. В принципе, от градации
удовольствия уже довольно близко до
концепции разумного эгоизма, известной
в России по работам Чернышевского. Эта
теория предполагает, что моральному
агенту выгодно, чтобы окружающие его
люди тоже были счастливы. Но она не
решает окончательно
конфликт между собственным и общественным,
а только выражает желание того, чтобы
мир был устроен так, чтобы этого конфликта
не было, что наше время выглядит слегка
наивно..
Чтобы использовать
эгоизм в качестве общественной морали
, его необходимо разбавить существенным
количеством альтруизма, то есть заботы
об удовольствиях, счастье или реализации
желаний других людей.
Нужно справедливо разделить ожидаемые
блага, и, как всегда в таких случаях, на
ум приходит простейших вариант --
равномерное разделение.. Принцип выбора
поступков, максимизирующих совокупное
счастье всех послужил отправной точкой
для британских философов-утилитарианистов
18-го и 19-го веков: Уильяма Палея, Иеремии
Бентама, Уильяма Годвина, уже
упоминавшегося Джона Стюарта Милля
и Генри Сиджвика. Их усилия были направлены
на создание научной морали
решений в противовес догматической
морали строго следования долгу.
Естественно, за почти два столетия их
взгляды претерпевали значительные
изменения и вступали в противоречие
друг с другом. Приведем некоторые из
положений, которые в разное время были
высказаны британскими утилитарианистами:
1. Бог благожелателен
и хочет, чтобы мы действовали таким
образом, чтобы увеличивали всеобщее
счастье. В значительной степени мир им
уже устроен таким образом, что следование
устоявшимся законам и разделению
собственности как раз увеличивает
всеобщее счастье. (Палей)
2. Cуществование
благожелательного бога сомнительно
как раз потому, что действующие правовая
и социальные системы неэффективны.(Бентам,
Годвин)
3. Скептицизм
относительно существования бога может
привести к упадку морали вообще и
утилитарианизма в частности. (Сиджвик)
4. Люди могут
сами решать, что для них будет наиболее
полезно. Но иногда они могут не понимать,
в чем заключается их
настоящая выгода, например, предпочитать
сиюминутные удовольствия
более существенным благам в будущем.
Тогда задача законодателя в том, чтобы
скорректировать их действия (необходимость
законодательного вмешательства в
свободный рынок). (Бентам)
5. Элита применяет
принцип наибольшего счастья и устанавливает
моральные нормы и социальные институты,
которым должны подчиняться все остальные,
не вникая в тонкости утилитарианизма.
(Сиджвик)
6. Права человека
-- только полезная выдумка. Несмотря на
отсутствие прав человека, утилитарианизм
должен принимать во внимание тот факт,
что без чувства безопасности человек
не может быть действительно счастливым.
Таким образом, обеспечение безопасности
для ВСЕХ людей первостепенно для
утилитарианизма. (Бентам)
7. Нормы морали,
в том числе и права человека, существуют
как исторически сложившаяся практика
применения принципа максимального
счастья. (Милль)
8. ПРИНЦИП СВОБОДЫ.
Единственным обоснованием для применения
силы по отношению к члену общества может
быть предотвращение вреда другим членам
общества. (Милль)
9. ПРИНЦИП
АВТОНОМИИ. Жизнь, проживаемая по-своему,
приносит больше удовлетворения, чем
навязанная, пусть и счастливая. Также
и высшие удовольствия
приносят больше удовлетворения, чем
низшие. (Милль)
10. Демократия
полностью не защищает свободу человека
(от тирании большинства), но предпочтительна
другим системам правления. (Милль)
11. ПРИНЦИП
СПРАВЕДЛИВОСТИ. При прочих равных
моральные суждения не зависят от того,
о ком идет речь. Если я решаю, что поступок
правилен для меня, то он будет правильным
для всех людей, подобных мне и оказавшихся
в подобной ситуации. (Сиджвик)
12. ПРИНЦИП
РАЗУМНОГО СЕБЯЛЮБИЯ. Меньшее количественно
счастье сейчас хуже, чем большее
количественно счастье в
будущем. (Сиджвик)
13. ПРИНЦИП
РАЗУМНОЙ БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТИ. Каждый
человек обязан ценить счастье другого
человека наравне со своим, если оно не
меньше количественно или менее определенно
достижимо. (Сиджвик)
Приведенный
список отнюдь не претендует на полноту,
но даже в таком виде способен показать
тесную связь утилитарианизма с идеями
современной демократии. Неудивительно
поэтому, что утилитарианизм претендует
на первенство среди современных этических
теорий. Но это не значит, что в нем не
осталось никаких проблем. Считается,
что принцип разумной благожелательности
слишком требователен, но если отказаться
от него, то возникает огромное количество
вопросов, касающихся распределения
всеобщего счастья по конкретным
индивидуумам. Морально ли, если большая
часть счастья достанется одному человеку
или узкой группе людей? Стоит ли в первую
очередь максимизировать свое собственное
счастье или лучше отдать предпочтение
людям, обделенным судьбой? Эти и еще
множество других вопросов до сих пор
не нашли окончательных ответов, и поэтому
современные сторонники утилитарианизма
разделены на множество лагерей.
Эгалитарианистам близки идеи социализма
и равного разделения общественных благ,
эгоисты настаивают на том, что "своя
рубашка ближе к телу" и что в первую
очередь надо заботиться об увеличении
собственного счастья. Существуют те,
кто считает, что в первую очередь надо
учитывать интересы обездоленных до
достижения ими какого-то минимального
уровня благосостояния. Некоторые
полагают, что каждый должен получать
только то, что он заслуживает и т. д.
Такое "вавилонское
столпотворение" мнений -- только
отражение более серьеной проблемы, с
которой столкнулся еще Сиджвик. Не
существует рационального объяснения,
почему утилитарианизм лучше, чем эгоизм.
То есть, если миллионер хочет потратить
миллион на еще один загородный дом, еще
одну яхту или другую прихоть, то нет
никакой возможности убедить его, что
лучше направить эти деньги на
благотворительность. Только, если бы
мир был так устроен (как думал
Чернышевский), что благо одного человека
совпадало бы
с благом всех людей, то это было бы
возможно. Сиджвик видел для этого только
одну реальную возможность -- веру во
что-то, выходящее за рамки обыденной
реальности. Например, бог мог наградить
нравственных людей за их заботу о ближнем
либо в этом, либо в ином мире. В таком
случае уже не было бы конфликта
утилитарианизма с эгоизмом, потому что
утилитарианизм вытекал бы из эгоизма.
Любой эгоист сообразил бы,. что надо
быть и альтруистом, иначе можно упустить
солидный куш. Все было бы хорошо, если
бы уже Сиджвик не был свидетелем
возрастающего религиозного скептицизма,
что же говорить о двадцатом и двадцать
первом столетиях! Но существование
жизни после смерти, способное обеспечить
награду праведникам, возможно не только
в религии. Сиджвик искал выход в бурно
развивающихся в 19-ом веке мистических
течениях. Современная этика смотрит на
эти попытки с улыбкой, но что она может
предложить взамен?
