Не удовлетворенный
слабостями прикладной стороны этики
добродетели и расплывчатостью доктрины
среднего, Эммануил Кант вынужден был
искать другие критерии моральности.
Для этого он выдвинул концепцию
универсальных законов
морали, обязательных для всеобщего без
исключения
исполнения. Эта концепция получила
название категорического императива.
Моральным
Кант предложил считать поступок, который
по собственной доброй воле (моральному
долгу, а не из корыстных побуждений)
человек совершает в соответствии с
этими универсальными законами. Теперь
остается только ответить
на то, откуда они берутся.
Кант жил в 18-ом
веке и не мог не быть рационалистом, то
есть верил вслед за Декартом в то, что
мир в основном постижим с помощью
размышлений. Соответственно, и
универсальные законы морали должны
иметь рациональное происхождение. Кант
придумал логическую процедуру, с помощью
которой каждое разумное существо более
или менее точно может определить
универсальные законы и то, насколько
его поступок можно считать моральным.
Поэтому теория морали Канта часто
называется моральным
конструктивизмом. В основном
дело сводится к известному: "Поступай
с другими так, как хочешь, чтобы они
поступали с тобой".
Или, более правильно, -- не делать ничего,
кроме того, чему хотел бы придать статус
универсального закона. Один пример из
Канта, который может понадобиться нам
очень скоро: Может ли человек обещать
то, что не намеревается выполнять?
Например, студент Максим оказался в
стесненной ситуации и просит у приятеля
в долг, не зная, как он будет отдавать.
Кант разбирает два умозаключения,
которые приводят к одному и тому же
выводу, что такое поведение морально
недопустимо. Максим может поразмыслить
и понять, что вред, нанесенный его
репутации на всю оставшуюся жизнь,
значительно превысит ту маленькую
материальную пользу, которую он получит
в результате своего нечестного поступка.
Это -- размышления благоразумного
эгоиста. Подчеркнем на будущее еще раз,
что они дают тот же результат, как и
правильное по Канту следующее рассуждение.
Максим может спросить себя, захочет ли
он, чтобы нарушение обещания стало
универсальным законом, и понять, что
ему тоже будут давать обещания, выполнение
которых он будет ожидать.
Последний пример
является частным случаем общих
рассуждений, которые приводят Канта к
выводу, что нельзя использовать людей
для достижения собственных целей. Люди
как разумные существа, способные постичь
универсальные законы морали, -- сами по
себе являются целями, а не средствами.
Возвращаясь к Уолтеру,
можно сказать, что с точки зрения
категорического императива Канта его
эксперименты над детьми аморальны.
Благородство целей не может
оправдать использование других разумных
существ для их достижения. На этой
позиции стоял и Достоевский, когда
говорил, что "счастье всего мира не
стоит слезы на щеке невинного ребенка".
Более того, Достоевский
понимал, что невинность ребенка в этом
высказывании является излишним
требованием, и счастье всего мира не
стоит и слезы отвратительной старухи,
не говоря уже о ее жизни. Скорее всего
Уолтеру тоже не была полностью чужда
эта точка зрения, потому что он, оправдывая
то, что он сделал с невинными детьми
ради спасения вселенной, тем не менее
продолжает испытывать муки совести.
Еще один поступок Уолтера, как раз
напрямую касается противопоставления
судьбы одного ребенка и судьбы всего
человечества. То, что он предпринял
попытку спасти сына Уолтернета, рискуя
уничтожением двух вселенных, с определенной
натяжкой можно считать моральным
поступком по Канту, но аморальным с
точки зрения утилитарианского принципа
максимального счастья. В этом случае
он тоже испытывает угрызения совести.
Поэтому можно предположить, что вопрос,
поставленный Достоевским, решается не
так просто, если речь действительно
идет о выборе "или ... или...".
Более приземленное,
но тем не менее очень рельефное выражение
мысли о необходимости
следовать универсальным законам можно
найти в :известном высказывании
оперативника Жеглова:
"Вор должен сидеть в тюрьме!" Имеется
в виду, что, каким бы хорошим человеком
ни был вор и какие бы благородные цели
он ни преследовал, пусть даже речь идет
о Робине Гуде, сам факт нарушения им
законов ставит его вне кантианской
морали.
Первоначально
категорический императив критиковали
за то, что он как будто бы совершенно
не учитывает детей и животных, которые
недостаточно разумны, чтобы понять
универсальные законы, и, следовательно,
не входят в число существ, которые должны
быть целями, а не средствами для их
достижения. То есть по оригинальной
версии категорического императива
варварские эксперименты с детьми до
определенного возраста можно было бы
считать вполне оправданными. Естественно,
это не состыковывается с современной
интуицией относительно морали, и
последователи Канта внесли определенные
изменения и пояснения и легко справились
с этим недочетом в первоначальной
теории.
Другая проблема,
с которой сталкивается категорический
императив, это его излишняя, как считают
некоторые, рациональность. Не все в
жизни и не всеми воспринимается с позиций
разума. Хотя мы можем с помощью
умозаключений придти к выводу, что Робин
Гуд, Бонни и Клайд или Уолтер аморальны,
но все равно продолжаем симпатизировать
им.
